Дж. С. Монро - Забудь мое имя

Стровер молода и у них в полиции еще новичок, но держит его в тонусе.

Она также не боится проявлять инициативу. И это одна из причин того, почему он поручил ей заниматься этим делом вместе с ним. Уже сегодня утром Стровер заполучила все списки пассажиров, прилетевших накануне до трех часов дня из берлинского Тегеля в Хитроу рейсами «Бритиш Эйрвейз». И попросила пограничную службу сверить имена и фамилии с данными системы предварительной информации о пассажирах и отправить им сканы их паспортов. Благодаря этому они получили возможность увидеть фотографии прилетевших.

– Всегда хотел жить в таком местечке, как это, после перевода из столичной полиции, – признается Сайлас, направляясь со Стровер к больнице. – Маленькая деревушка с пабом, пиво из деревянных бочек…

Стровер хранит почтительное молчание.

– Вы не любительница всего этого? – спрашивает Сайлас, косясь на девушку. Стровер из Бристоля. Ей по душе больше город, коктейли… И она совсем не пытается скрыть свой бристольский акцент, она им гордится, и ему это нравится. Сам Сайлас похоронил свои уилтширские интонации, перейдя на эстуарный [8] Диалект английского языка, на котором говорят в Юго-Восточной Англии. английский во время работы в лондонской полиции, – он не желал прослыть отпетой деревенщиной.

– Я предпочитаю жить там, где немного оживленнее, сэр.

Боже, как же ему хочется, чтобы она перестала обращаться к нему «сэр». Он очень надеется, что со временем она будет называть его «папашей» или «шефом». Все всегда называли его «папашей», когда он расследовал убийства. Он к этому привык. Но после его перевода из отдела по расследованию особо тяжких преступлений в уголовный розыск Суиндона (Сайлас старается не воспринимать это как понижение), его называют не иначе как «сэр», и все свое драгоценное время он убивает на проверку то и дело всплывающих борделей.

Несмотря на свою тягу к сельской глубинке, Сайлас каким-то образом сумел приспособиться к работе в Суиндоне – не без основания считающемся самым отвратительным городом Британии, в котором он по воле судьбы родился и главной туристической достопримечательностью которого и по сей день служит старая карусель.

– Что вам известно о деле Джеммы Хаиш? – спрашивает он Стровер.

– Только то, что я читала, – отвечает та. – Хаиш убила свою соседку по комнате и потом позвонила в полицию.

– Она позвонила нам до того, как совершила убийство, вот в чем проблема. Она предупредила нас, что собирается сделать. Убийства на бытовой почве – поверьте мне, вам лучше избегать таких дел.

С другой стороны, это дело свело его со Сьюзи Паттерсон, когда она практиковала в старой больнице под Девицесом. «Своевременное вмешательство», «заключение судебно-медицинской экспертизы», «межучрежденческое сотрудничество» – от нахлынувших воспоминаний Сайласа пробирает дрожь. Он никогда не питал склонности к корпоративным играм.

– Вы думаете, этот случай может быть связан с тем делом? – спрашивает Стровер, когда они переходят дорогу и оказываются под яркими лучами солнца.

– Скорее всего, нет.

Сайлас понимает, что она ему не верит. Он бросил все, чтобы оказаться здесь после того, как ему прошлой ночью позвонила Сьюзи. Стал бы он так быстро срываться с места, если бы ему позвонил кто-то другой?

– Загадочная женщина появляется в деревне, не помня ничего о себе и своей прошлой жизни… Обычно это случай для местной бригады психиатрической помощи, – говорит Сайлас, останавливаясь, чтобы взглянуть на небольшие объявления в окошке почты. В основном в них предлагаются двухъярусные кровати и приходящие няни. Коллеги Сайласа проводят предостаточно времени, выполняя «в униформе социальную работу» по реабилитации людей с нарушениями психики и возвращению их из больниц в общество. И не горят желанием заниматься подобными случаями еще и в свободные от работы часы.

Но звонок Сьюзи прошлой ночью был совсем другим делом. Она упомянула Джемму Хаиш – имя, которое Сайлас запомнил еще в свою бытность сержантом в южном Лондоне. Это имя он никогда не забудет. Он оказался одним из первых офицеров, прибывших на место преступления – в крохотную комнатку Хаиш в университетском общежитии. Ее соседка по комнате была на последнем издыхании, но он оставался с ней вплоть до приезда сотрудников скорой помощи. А Хаиш, которую никак не удавалось усмирить в коридоре, кричала, как она сожалеет о том, что сделала, и что всего этого можно было бы избежать, если бы хоть кто-нибудь к ней прислушался.

Инспектор с констеблем подходят к больнице.

– На всякий случай я взял старое «признательное» досье Хаиш, – говорит Сайлас, отгоняя от себя воспоминания о криках и стенаниях убийцы. – Хотя вряд ли оно сильно поможет – сведения либо устарели, либо неверны.

– А вам известно, как поступают с людьми, страдающими деменцией, японцы? – спрашивает Стровер, когда мимо них по тротуару проходит мужчина с собакой. – Они помечают их QR-кодами.

– Это следовало бы делать и здесь, – бормочет себе под нос Сайлас, заходя в людную приемную.

Единственная полезная информация в досье Хаиш – это ее ДНК-профиль, взятый в момент ареста. Дождавшись своей очереди, Сайлас подходит к секретарю, которая сообщает ему, что доктор Паттерсон готова принять его незамедлительно.

– Присоединитесь к нам через пару минут, ладно? – обращается Сайлас к Стровер, не в силах скрыть внезапную неловкость. Он не хотел пользоваться служебным положением. Но и не горит желанием объяснять младшей по званию коллеге, что он мечтает трахнуть доктора Паттерсон и хотел бы провести с ней несколько минут наедине. – Старые журналы порой заслуживают того, чтобы их пролистать, – добавляет инспектор, указывая жестом на приемную позади них. – По крайней мере, для меня это единственный шанс удостовериться в том, что мои костюмы все еще модные.

И с этими словами Сайлас разворачивается и уходит прочь по больничному коридору. Стровер бросает ему вслед подозрительный взгляд. Она не дура.

– Что-то рановато ты встал, – удивляется Люк, увидев Шона, прогуливающегося у железнодорожной станции со своим псом, рыжевато-коричневым лерчером. Люк стоит в очереди к билетному автомату, собираясь сесть на поезд в Лондон.

– По правде говоря, я еще не ложился, – говорит Шон. В джинсах и мешковатой футболке он выглядит неряшливей, чем обычно. Вразрез с каждодневной однородностью собравшихся пассажиров. – Пытаюсь добить третий акт своей пьесы. Ты как, задержишься в городе?

– Думаю, да, на пару деньков, – Люку не терпится погрузиться в анонимность Лондона, подальше от подконтрольности деревенской жизни.

– О нашей загадочной беспамятной есть новости? – спрашивает Шон.