Кортни Коул - Ноктэ

— Было очень тяжело? — интересуется он, отчасти обеспокоенно, отчасти с любопытством.

Я задумываюсь. А так ли это? Сделало ли мою жизнь трудной то, что я жила в похоронном доме, или то, что мой брат сумасшедший, и мы стали изгоями?

Я пожимаю плечами:

— Не знаю. Думаю, на это повлияло много факторов.

Деэр кивает, принимая этот ответ, ибо иногда такова жизнь. Пазл, составленный из миллиона кусочков, и когда один кусочек не совсем подходит, он сводит на нет всё остальное.

Как сейчас, например. Совсем недавно я лежала перед ним обнажённая, а теперь мы ведём себя так, будто ничего не случилось.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, чтобы уехать? — спрашивает он через несколько минут. — Я имею в виду, особенно сейчас, возможно, передышка от… смерти могла бы быть полезна.

Я с трудом сглатываю, поскольку, очевидно, в течение многих лет это было моей извечной фантазией. Я бредила жизнью где-нибудь в другом месте, подальше от похоронного дома. Но есть Финн, и поэтому, конечно же, я не уехала отсюда раньше. А теперь ещё и колледж, и мой брат хочет отправиться туда один.

— Осенью я уезжаю в колледж, — напоминаю я, не упомянув всего остального.

— Ах, верно, — говорит он, откидываясь на песок, его спина упирается в разломанный край судна. — Чувствуешь в себе силы это сделать? Я имею в виду, после всего.

После того, как умерла твоя мама , хочет он сказать.

— У меня должны быть силы, — отвечаю я. — Жизнь не останавливается только потому, что кто-то умер. Вот чему меня научила жизнь в похоронном доме. — И тому, что мама умерла, а Земля продолжает вращаться.

Он снова кивает:

— Да, наверное, так и есть. Но иногда хочется, чтобы жизнь могла остановиться. Я хочу сказать, мне так хотелось. Казалось несправедливым, что мама только что ушла, а все продолжают вести себя так, будто ничего не изменилось. Магазины держали свои двери открытыми и продавали повседневные товары, самолёты продолжали летать, корабли — плавать… как будто я оказался единственным, кого заботило, что мир потерял удивительного человека, — говорит он, показывая мне свою ранимость, и она глубоко трогает меня за душу, за место, о существовании которого я не подозревала.

Я поворачиваюсь к нему, тоже желая разделить с ним какое-то воспоминание. Ведь это справедливо. Ты показываешь мне своё, а я покажу тебе моё.

— Какое-то время я злилась на стариков, — смущённо признаюсь я. — Знаю, это глупо, но всякий раз, когда видела пожилого человека с ходунками и кислородным баллоном, я была в ярости, ведь смерть решила забрать не их, а мою маму.

Деэр улыбается улыбкой, освещающей весь пляж.

— Я считаю твоё поведение оправданным, — говорит он мне. — Это не глупо. Твоя мама была слишком молода. Говорят, гнев — одна из стадий горя.

— Но не злость на первых встречных стариков, — подмечаю я с кривой усмешкой.

Деэр смеётся вместе со мной, и это так здорово, поскольку он смеётся не надо мной, а смеётся со мной, и в этом есть разница.

— Здесь здорово, — наконец признаюсь я, играя с песком. Деэр поглядывает на меня.

— Думаю, тебе почаще нужно выбираться со своего холма, — замечает он. — В реальность. Изолированная жизнь в похоронном доме — это не здорово, Калла.

Внезапно я осознаю, что защищаюсь.

— Я не изолирована, — спорю я. — У меня есть Финн и папа. А теперь и ты.

Деэр моргает.

— Да, полагаю, и я тоже.

— И прямо сейчас мы не в похоронном доме, — так же подчёркиваю я. Мы замолкаем и любуемся широким, бескрайним океаном, поскольку его огромная серость вдохновляет и, в то же время, заставляет меня чувствовать себя маленькой.

— Ты права, — уступает Деэр. — Мы не в похоронном доме. — Он проводит пальцем по песку, рисуя линию, затем пересекает её другой. — Нам следует делать это чаще.

Эти последние слова пронзают меня, и я замираю.

Он говорит о том, о чём я думаю?

— Ты хочешь чаще бывать на пляже? — нерешительно спрашиваю я.

Деэр улыбается.

— Нет. Я говорю, что нам следует почаще выбираться. Вместе.

Вот об этом я и думала.

Моё сердце бешено стучит, и я киваю:

— Конечно. Это было бы замечательно. Не возражаешь, если иногда Финн тоже будет с нами? — Потому что я чувствую себя слишком виноватой, всё время оставляя его одного.

Деэр кивает:

— Конечно нет. Я хочу проводить с тобой столько времени, сколько ты сможешь мне дать.

Деэр улыбается мне той чёртовой «брось мне вызов» улыбкой, и я знаю, что пропала. С каждым днём я всё больше и больше влюбляюсь в него, и ничего не могу с этим поделать. На самом деле нет ничего, что бы я хотела с этим поделать. Ибо это потрясающе.

От «Айрдейла» осталась лишь оболочка от корабля, поэтому ветер хлещет по нам, и Деэр убирает волосы со своего лица. Его кольцо переливается приглушённым солнечным светом. Меня переполняет внезапное чувство дежавю, словно раньше я уже наблюдала, как его кольцо блестит на солнце, и мы были здесь раньше, на этом корабле, вместе.

Мы были здесь раньше, в том же месте и в то же время.

Это всё, о чём я могу думать, глядя на него, наблюдая, как мерцает на свету его кольцо, как ветер раздувает его волосы.

Деэр опускает руку, и это чувство исчезает, но всё же его отголоски задерживаются, словно тонкие щупальца воспоминаний или сна.

Я неуверенно смотрю на него, потому что ощущение было таким всепоглощающим.

Деэр отодвигается и пристально смотрит на меня.

— Ты в порядке?

Я киваю, потому что, боже, это всего лишь дежавю, Калла . Такое бывает.

Но оно казалось таким реальным. Я мотаю головой, чтобы стряхнуть наваждение. Я не могу ускользать от реальности, не могу стать как Финн. Боже.

Рука Деэра накрывает мою ладонь, и мы смотрим на океан ещё нескольких минут.

Его ладонь тёплая и сильная, и я наслаждаюсь этим ощущением. Получаю удовольствие от того, как он кладёт её мне на спину, пока мы прогуливаемся по пляжу в сторону его мотоцикла. И наслаждаюсь тем, как обнимаю его, когда мы едем домой. Я наслаждаюсь всем этим, поскольку это потрясающе. Неважно, что происходит вокруг, это потрясающе.

У меня чувство, словно я парю, когда соскальзываю с мотоцикла и встаю перед ним.

Мы тянем время, как будто никто из нас не хочет заканчивать этот день.

Наконец Деэр улыбается медленной улыбкой, настоящей улыбкой, от которой появляются морщинки в уголках его тёмных «брось мне вызов» глаз. Он протягивает руку и убирает выбившуюся прядь волос мне за ухо, и, клянусь богом, мне приходится заставлять себя не прижаться к его ладони.

— Подожди здесь, — говорит он и исчезает в своём домике, но тут же возвращается с рисунком. И вкладывает его в мою руку.

— Скоро увидимся, Калла-Лилия, — обещает он хрипло. Я киваю и наблюдаю, как он поворачивается и уходит.