Андреас Грубер - Сказка о смерти [litres]

Теперь она стояла перед окном в кабинете 2.07. Но глядела не на море, а рассматривала оконный переплет. В отличие от других окон, этот был новым, из более темного дерева. Еще одно напоминание, что именно отсюда Ирена Эллинг бросилась вниз. Якобы сама. На тот момент ей было пятьдесят четыре года – опытная психотерапевт, которая прежде работала во многих тюрьмах и составляла психологические портреты для уголовной полиции. Почему такая женщина покончила с собой? К тому же настолько ужасным способом? Ханна не разделяла теорию директора Холландера, что до самоубийства Ирену Эллинг довели заключенные. Только не человека с ее опытом! Для этого она была слишком хорошо образованна и подготовлена. И кроме того – кто выключил видеозапись перед смертью Эллинг, а потом снова включил и закрыл дверь в комнату?

Возможно, через несколько минут Ханне удастся выяснить больше, когда ее клиенты войдут в кабинет для сеансов терапии и она сможет поговорить с ними об их страхах. В этот момент, ровно в четырнадцать часов, дверь открылась.

Виктор Яковлев, Пит ван Лун и Осси Демель со своей крысой в руке вошли в помещение. Молча кивнув, они остановились у стульев.

Ханна отошла от окна.

– Добрый день. – Она надеялась, что обстановка на втором сеансе будет расслабленнее, но ошиблась. – Пожалуйста, садитесь.

Мужчины остались стоять. Атмосфера явно была напряженной.

«Сейчас опять начнется. Два шага вперед, один назад!» Оба охранника закрыли дверь, встали рядом и надели наушники. Очень приглушенно до Ханны доносилась музыка, которую они слушали. Разговоры в комнате были им теперь не слышны, но тем внимательнее охранники наблюдали за всем происходящим.

– А почему нам нельзя слушать музыку? – пожаловался Осси.

– Хочу напомнить вам, что вы здесь не для того, чтобы слушать музыку, – сказала Ханна. – К тому же я договорилась, что мы сможем беседовать без лишних ушей и включенных видеокамер. Не все должны знать, о чем мы будем сегодня говорить.

– О чем же? – спросил Виктор.

– Присаживайтесь, тогда узнаете.

Пит ван Лун уважительно поднял бровь.

– Респект, – пробормотал он. – Видимо, вы произвели впечатление на директора Холландера.

– Скажем так: я вступилась за вас, – ответила она.

– Не оставили ему выбора, – предположил Осси.

– Непреклонная девочка. – Виктор улыбнулся. – Добро пожаловать в нашу компанию. – Он первым опустился на стул.

Затем сдался Осси, и последним сел Пит ван Лун. Ханна старалась не показать своего облегчения и надела на лицо бесстрастную маску, но Пит ван Лун изучал ее, словно своим взглядом мог измерить частоту ее дыхания и пульса.

В конце концов Ханна тоже села.

– Сегодня я хотела бы поговорить с вами о ваших страхах – и если вы тоже готовы придерживаться уговора, то я вам обещаю, что этот разговор останется между нами.

Никто из мужчин не кивнул.

– Согласны? – спросила Ханна.

– Я ничего не боюсь, – ответил Осси.

Виктор смерил его презрительным взглядом.

– Вообще-то ты, мерзкий извращенец, должен бояться, что тебя самого изнасилуют в твоей камере.

Осси спокойно гладил свою крысу.

– Да что со мной здесь случится?

– Твое счастье, что ты здесь, – добавил Пит.

Ханна внимательно слушала. Так как отбывающие наказание в «Штайнфельзе» в большинстве своем были сексуальные преступники, садисты, психопаты и убийцы детей и женщин, среди заключенных не существовало обычных для других тюрем репрессий в отношении таких преступников. Везде они считались изгоями – но не здесь.

– Понимаю, – вмешалась она, пока разговор не вышел из-под контроля. – Ворон ворону глаз не выклюет, верно?

– Вы должны радоваться, что это так, – сказал Пит. – Иначе данная терапевтическая программа была бы не нужна, и у вас не было бы работы.

– По крайней мере, этой работы, – парировала Ханна и снова обратилась к Осси: – Значит, у вас нет никаких страхов. А как насчет ночных кошмаров?

– Иногда мне снится, что я снова совершаю преступление.

– Это вас пугает?

Осси кивнул.

– Что вы при этом чувствуете?

– Как только я вижу мальчика, начинаю трястись, а мои ладони потеют. Я знаю, это отклонение. Я хочу держать его под контролем, но чем больше я с этим борюсь, тем хуже становится.

– Спасибо. – Ханна сделала паузу. – У меня был клиент, трижды судимый, он чувствовал себя так же, – рассказала она. – По ночам он не мог спать в своей камере, потому что в голове у него крутилось много разных мыслей. Но он должен был спать, чтобы на следующее утро предстать перед судом с ясной головой. Вам наверняка это знакомо. Чем сильнее заставляешь себя заснуть, тем хуже это работает. Так что я посоветовала ему не спать. Любой ценой, до самого утра.

– И тогда он, конечно, заснул, – цинично прокомментировал Осси. – И как мне это поможет?

– Что вы могли бы сказать себе, когда представляете встречу с мальчиком? – спросила она.

Осси без энтузиазма посмотрел на нее.

– Я должен трястись, я должен потеть, мой пульс должен ускориться?

– Например. Попытайтесь заставить себя, и увидите, что у вас ничего не получится.

– Да это эзотерическое психологическое дерьмо! – вмешался в разговор Виктор.

Ханна осталась спокойной.

– Конечно. Но оно работает!

– Гениальная идея – усилить влечение насильника, – цинично заметил Пит. – И главное, совсем не опасное! Может, еще посоветуете ему изнасиловать первого же попавшегося мальчика?

– В данном случае речь идет о совсем другом: так он должен справиться со своими страхами.

– Это никогда не сработает.

– Сработает, вот увидите. – Она повернулась к Виктору: – А что насчет вас?

– Мальчики меня не привлекают, но все равно спасибо. Ханна закрыла глаза.

– Я имею в виду ночные кошмары, – терпеливо сказала она.

– Меня преследует один и тот же ночной кошмар.

– Вы об этом уже говорили с… – начала Ханна, но осеклась. Она чуть было не произнесла « с Иреной Эллинг », но не хотела упоминать сеансы психотерапии своей предшественницы, чтобы не провоцировать сравнений. – С кем-нибудь об этом говорили?

Виктор помотал головой.

– Можно узнать, что это за кошмар?

Он пожал плечами.

– Я ночью иду домой. Темно, я один. И вдруг передо мной ограда зоопарка. – Виктор уперся локтями в колени и уставился на пол. – И тут появляется маленький бурый медвежонок, вот такого размера. – Он отвел свою огромную ладонь в сторону на уровне колена. – Совсем еще малыш, с большими лапами и мягкой шерстью, которая блестит в лунном свете. Он грустно смотрит на меня крупными глазами-пуговицами.

Ханна не ослышалась? Грустно? Для садиста и мучителя животных непривычно испытывать жалость к другому живому существу.