Карен Макманус - Двое могут хранить секрет [litres]

Пару дней назад мы с Эзрой шли домой из школы вместе с Мией – она живет всего в квартале от библиотеки. Дом Квонов необычен для Эхо-Риджа: современное приземистое сооружение на просторной лужайке. От тротуара к парадному входу ведет каменная дорожка, и когда мы доходим до ее середины, на подъездной дорожке останавливается серый «Ниссан».

Стекло со стороны водителя опущено до половины, в окне, как в раме, мы видим девушку с длинными темными волосами, которая сжимает руль с такой силой, будто от этого зависит ее жизнь. Огромные солнечные очки скрывают пол-лица, но видно достаточно, чтобы я узнала в ней Дейзи. Эзра протягивает руку, чтобы поздороваться, затем опускает, потому что Дейзи подносит к уху телефон.

– Думаю, она нас не видит, – говорю я, глядя то на автомобиль, то на входную дверь. – Может, нам просто позвонить у входа?

Но не успели мы и шага сделать, как Дейзи бросает телефон, скрещивает на руле руки и опускает на них голову, а ее плечи начинают вздрагивать. Мы с Эзрой неловко переглядываемся и стоим, наверное, минут десять, хотя, скорей всего, меньше одной, потом Эзра делает осторожный шаг вперед.

– Может быть, нам… э…

Он умолкает, потому что Дейзи вдруг поднимает голову, издает приглушенный вопль и с силой бьет по рулю обеими руками. Снимает очки и проводит ладонями по глазам, словно пытается стереть следы слез, потом снова надевает очки. Включает задний ход, начинает движение назад и останавливается, когда замечает нас.

Эзра застенчиво шевелит пальцами поднятой руки, как человек, который знает – только что он случайно стал свидетелем личных переживаний. Единственное доказательство того, что Дейзи его видит, заключается в том, что она поднимает стекло, выезжает задним ходом с подъездной дорожки и удаляется в том направлении, откуда приехала.

– Что ж, ты хотела познакомиться с таинственной Дейзи, – говорит Эзра, наблюдая, как исчезают за поворотом задние габаритные огни ее автомобиля. – Вон она уезжает.

Малкольм

Четверг, 26 сентября

Когда я просовываю голову в комнату Мии, она сидит на кровати, опираясь на маленькую гору подушек и пристроив на коленях «макбук». В ушах у нее наушники, и она ритмично кивает в такт тому, что слушает. Мне приходится постучать в дверь дважды.

– Эй, – говорит она слишком громко, пока не отключается. – Репетиция уже закончилась?

– Пятый час.

Единственная деятельность, которой я занимаюсь в школе – что на одну больше чем у Мии, которая никогда ничем не занималась, – это игра в оркестре. Мистер Баумен ввел меня в него в девятом классе, он тогда предложил мне учиться играть на ударных, и с тех пор я в оркестре.

Без него все не так. С женщиной, занявшей его место, и вполовину не так весело, как было с ним, и она заставляет нас делать всю ту же старую хрень, которой мы занимались в прошлом году. Не уверен, что выдержу. Но завтра мы играем на собрании болельщиков, и у меня соло, которое никто другой не знает.

Миа поднимает руки над головой и тянется.

– Я не заметила. Хотя как раз собиралась послать тебе сообщение. – Она захлопывает ноутбук и, отложив его в сторону, свешивает ноги с кровати. – Самая сокровенная мечта этой ненормальной Вив сбылась. «Берлингтон фри пресс» выбрала ее заметку о вандализме, и теперь они публикуют ее вместе с материалом пятилетней давности о Лейси. Не так давно звонил репортер, хотел поговорить с Дейзи.

Мой желудок передергивает, как умирающую рыбу.

– Вот дерьмо.

Ничего удивительного. Преследователь осеннего бала – названный так школьной газетой «Орел Эхо-Риджа», – развил бурную деятельность. В понедельник он, или она, навалил сырого мяса на капот машины Брук, при виде чего ее стошнило. Эллери отделалась сравнительно легко днем позже – краской из баллончика на стене автомастерской Армстронга написали: ИЗ ДЕВЧОНОК КОРКОРАН ПОЛУЧАЮТСЯ УБИЙСТВЕННЫЕ КОРОЛЕВЫ.

Вчера настал черед Кэтрин. На улице, где погиб мистер Баумен, в уголке, который превратился в импровизированный мемориал с цветами и мягкими игрушками, кто-то поставил огромную распечатку с фотографии класса Кэтрин, на которой она с выколотыми глазами и с буквами RIP и датой «5 октября». Когда Питер об этом узнал, то впервые на моей памяти почти потерял самообладание. Он захотел, чтобы бал отменили, и Кэтрин едва отговорила его от звонка директору Слейту. Сегодня утром, на классном собрании перед началом занятий, нам напомнили, чтобы мы сообщали учителю обо всем подозрительном. Но пока что осенний бал по-прежнему в силе.

Миа хватает со спинки стула перед туалетным столиком черную в блестках толстовку.

– От Деклана ты ничего об этом не слышал? Мне кажется, что репортер должен был попытаться выйти и на него.

– Нет.

В выходные Деклан наконец-то ответил на мои сообщения, известив, что вернулся в Нью-Гэмпшир. Помимо этого мы не общались с ним после нашей встречи в «Таверне Буковски». Я до сих пор не знаю, что он здесь делал и где жил.

– После звонка Дейзи отсиживается в своей комнате, – говорит Миа, натягивая толстовку. Ткань приглушает ее голос, пока она просовывает голову: – Не скажу, правда, что в этом есть что-то необычное.

– Ты все еще хочешь пойти ужинать в «Бартлис»? – спрашиваю я. Доктор и мистер Квоны оба работают по четвергам допоздна, у Питера и моей матери вечер свидания , поэтому мы с Мией собираемся в единственный ресторан Эхо-Риджа. – Я взял мамину машину, поэтому нам не придется идти пешком.

– Да, абсолютно. Мне нужно вырваться из этого дома. Еще я пригласила близнецов, поэтому они нас ждут. Правда, я позвала их в пять. Можем пока посидеть и попить кофе. – Она сует в карман ключи и направляется к двери, но, выйдя в коридор, останавливается. – Мне просто нужно проверить… – Она возвращается на несколько шагов назад к закрытой двери напротив ее комнаты и стучит по косяку. – Дейзи? – Ответа нет, но Миа стучит сильнее. – Дейз?

– Что? – доносится спокойный голос.

– Мы с Малкольмом собираемся на ужин в «Бартлис». Хочешь пойти?

– Нет, спасибо. У меня болит голова.

– Тебе станет лучше, если ты поешь.

Тон Дейзи становится жестче.

– Я же сказала – нет , Миа. Я останусь дома на весь вечер.

Губы Мии слегка искривляются, потом она хмурится.

– Отлично, – бормочет она, отворачиваясь. – И чего я так беспокоюсь. Пусть родители за нее переживают.

Она шагает вниз по лестнице с таким видом, будто ей не терпится покинуть дом. Каждый из нас с Мией считает, что дом другого устроен лучше, разумнее: мне нравится, что дом Квонов светлый и современный, а ее родители разговаривают с нами так, будто мы действительно понимаем, что происходит в мире; ей же нравится, что Питер и моя мать почти не обращают внимания на то, чем я занимаюсь. Квоны всегда хотели, чтобы Миа была больше похожа на Дейзи – милую и прилежную. На человека, от которого можно ожидать правильных слов и поступков. До тех пор, пока она – ни с того ни с сего – перестала это делать.