Карен Макманус - Двое могут хранить секрет [litres]

– Тебе не кажется, что у нее депрессия? Из-за потери работы?

– Она бросила работу, – поправляет Миа, – и не кажется впавшей в депрессию. Просто… отстраненной. Но на самом деле я не знаю. Я уже с трудом что-либо понимаю.

Миа откидывается на сиденье и включает радио, слишком громко, чтобы можно было продолжать разговор.

Мы едем молча, пока не проезжаем знак «Добро пожаловать в Эхо-Ридж» и, оказавшись на Манчестер-стрит, не останавливаемся перед светофором у центральной площади. Миа выключает радио и смотрит налево.

– Армстронга перекрашивают.

– Ну, а что им еще делать.

На стене авторемонтной мастерской Армстронга пока что всего один слой краски, потому что до сих пор под ней слабо виднеется надпись «ИЗ ДЕВЧОНОК КОРКОРАН ПОЛУЧАЮТСЯ УБИЙСТВЕННЫЕ КОРОЛЕВЫ». Мы наблюдаем, как по лестнице, прислоненной к стене, медленно спускается мужчина.

– Это Вэнс Пакетт? – спрашиваю я. – Кто-то на самом деле позволил этому парню воспользоваться лестницей? И доверил что-то закрасить?

Городской пьяница Эхо-Риджа и предполагаемый мелкий преступник редко выступает в роли палочки-выручалочки для случайных работ. Автомастерской Армстронга, наверное, очень нужно, чтобы работу сделали быстро.

– Они дождутся требований о выплате компенсаций за производственную травму, – замечает Миа. Вытягивает шею и прищуривается. – Постой-ка. Это твоя будущая пара на балу идет к нему?

На секунду я задумываюсь, что она имеет в виду Эллери, пока из машины, запаркованной на другой стороне улицы, не выходит Брук Беннетт. Загорается зеленый свет, но позади меня никого нет, поэтому я не трогаюсь с места. Брук захлопывает дверцу автомобиля и быстро идет к Вэнсу. Можно подумать, она ждала, когда он закончит. Она тянет его за рукав, когда он сходит с лестницы, и Вэнс сначала ставит на землю банку с краской, а потом поворачивается к Брук.

– Какого черта? – Миа достает телефон и, наставив на них камеру, приближает изображение. – О чем эти двое вообще могут говорить?

– Что-нибудь видно?

– Не особо, – ворчит Миа. – У меня плохой зум. Но она размахивает рукой… возбужденно.

Тут она делает жест рукой, крайне неудачно подражая Брук.

Загорается красный свет, и позади нас останавливается машина. Брук начинает отступать от Вэнса, и я не отрываю от него взгляда на тот случай, если он попытается сделать что-то в отношении нее. Но он не двигается, и по всему видно, что Брук не пытается от него отделаться. Когда она поворачивается, я успеваю разглядеть ее лицо, прежде чем светофор переключается на зеленый. Брук не кажется напуганной или расстроенной и не плачет, как делала последние две недели.

Она кажется решительной.

Эллери

Пятница, 27 сентября

На сей раз калифорнийский номер высвечивается на экране телефона Эзры.

Он показывает его мне.

– Сейди? – спрашивает брат.

– Вероятно, – говорю я, инстинктивно глядя на дверь.

Мы сидим в гостиной, убивая время после ужина за просмотром канала «Нетфликс», а бабуля занимается бельем в цокольном этаже. Обычно она гладит все, включая футболки, поэтому пробудет там еще по крайней мере полчаса. Тем не менее Эзра встает, и я поднимаюсь вслед за ним по лестнице.

– Алло? – отвечает он, когда мы доходим до середины. – Да, привет. Мы так и подумали, что это ты. Подожди секунду.

Закрыв дверь, мы размещаемся в его комнате – он у письменного стола, а я на широком подоконнике рядом, – Эзра тем временем включает видеосвязь.

– Вот и вы! – восклицает Сейди. Волосы у нее собраны в низкий свободный хвост, из которого во все стороны выбиваются пряди. Это ее молодит. Я высматриваю на лице матери приметы ее самочувствия, потому что наши «официальные» звонки по «Скайпу» ни о чем мне не говорят. И бабуля тоже. У Сейди то же, что и всегда, бодрое, решительное выражение лица. Оно гласит: «Все прекрасно, и мне нечего объяснять и не за что извиняться». – Что это вы оба делаете дома в пятницу вечером?

– Ждем, когда за нами заедут, – отвечает Эзра. – Мы собираемся на сбор болельщиков. На «Ферме страха».

Сейди потирает щеку.

– Сбор болельщиков где ?

– На «Ферме страха», – говорю я. – Видимо, там иногда проводят школьные мероприятия. Мы получили кучу бесплатных пропусков, поэтому потом народ может там побыть.

– О, здорово! С кем вы едете?

Мы оба молчим.

– С друзьями, – говорит Эзра.

В общем, это правда. Мы встречаемся там с Мией и Малкольмом. Но на самом деле нас везет туда офицер Родригес, потому что бабуля не хотела отпускать нас из дома, пока случайно не встретилась с ним в городе и он не предложил отвезти нас туда. Однако мы не можем сказать это Сейди, потому что тогда угодишь в кроличью нору того, о чем мы ей недоговариваем.

Перед началом наших еженедельных разговоров в Сейди по «Скайпу» реабилитационный центр «Гамильтон-хаус» прислал нам «Руководство по взаимодействию с пациентами» на трех страницах, которое начиналось так: «Позитивное, поднимающее настроение общение между пациентами и их близкими – краеугольный камень процесса выздоровления». Иными словами: не углубляйтесь в подробности. Даже теперь, во время «неофициального звонка», мы играем по правилам. Обсуждение необходимости полицейского сопровождения после превращения в цель анонимного преследователя не входит в список одобренных реабилитационным центром тем.

– Кто-то особенный? – спрашивает Сейди, хлопая ресницами.

Я закипаю, потому что дома у Эзры был некто особенный. Она прекрасно знает, что ее сын не из тех, кто месяц спустя найдет себе кого-то нового.

– Просто ребята из школы, – говорю я. – Дела тут наваливаются. Сегодня вечером у нас сбор болельщиков, а в следующую субботу осенний бал.

Если Сейди и замечает холодок в моем голосе, она никак не реагирует.

– О боже, уже осенний бал? А вы идете?

– Я иду, – отвечает Эзра. – С Мией.

Он смотрит на меня, и я читаю в его глазах то, о чем он умалчивает: «Если его не отменят».

– Как здорово! Приятно слышать. А ты, Эл? – спрашивает Сейди.

Я ковыряю нитку в распустившейся отстрочке джинсов. Когда вчера вечером Эзра сообщил мне, что Миа пригласила его на осенний бал, до меня дошло, что я «принцесса» без пары. Это почему-то продолжает меня мучить, хотя я уверена, что результаты голосования подстроили. Потому, может быть, что до вчерашнего вечера я считала, будто наши новые друзья не любители школьных танцев. Теперь я считаю таким только Малкольма. Ну и себя, конечно.

Но Сейди ничего этого не знает.

– Еще не решила, – говорю я.

– Ты должна пойти! – призывает она. – Возьми того красивого вандала. – Она подмигивает. – Когда мы разговаривали в последний раз, я почувствовала легкую симпатию, я не права?