Райли Сейгер - Моя последняя ложь [litres]

– Почему вы не спали? – спрашивает Флинн.

– Я в туалет ходила, – резко отвечаю я. – Полагаю, за это в тюрьму не сажают.

– А есть записи прошлой ночи?

Чет проверяет папки.

– Даже несколько.

Флинн поворачивается ко мне.

– Вы говорили, что поняли, что их нет, около пяти, так?

– Да. Но они были внутри, когда я заснула.

– Во сколько вы заснули?

Я трясу головой и не могу вспомнить. Я не следила за временем из-за виски и воспоминаний.

– Есть один файл, созданный в промежуток от полуночи до четырех. И три – от половины пятого до половины шестого.

– Давайте посмотрим.

– Так, вот этот был записан в час ночи.

Чет кликает. На экране появляется «Кизил». Сначала никакого движения не видно. Я не понимаю, почему заработала камера. Но потом в кадре появляется бело-зеленое пятно. Это три оленя, мама с двумя детенышами. Их глаза светятся желтовато-зеленоватым светом. Они осторожно проходят мимо «Кизила». Это занимает двадцать секунд. Второй олененок покидает кадр, дергая белым хвостом, и камера отключается.

– Все, больше ничего нет. А вот это без пяти пять, – говорит Чет.

Он снова кликает. Экран озаряется. Вид точно такой же. На картинке нет оленей, но открывается дверь.

Миранда выходит первой. Она высовывает голову, осматривается, проверяет, чисто ли на горизонте. На цыпочках спускается по ступенькам, одетая в поло с логотипом лагеря и шорты. В руке у нее зажат бледный прямоугольник. Телефон.

Следом выходят Саша и Кристал. Они держатся вместе. Кристал несет фонарик, а из кармана ее шорт торчат свернутые в трубочку комиксы. Я даже могу различить краешек щита Капитана Америки. Саша несет бутылку воды. Она роняет ее, закрывая дверь. Бутылка катится за пределы кадра. Саша бежит и на секунду исчезает. Потом все они о чем-то говорят, явно не подозревая, что их снимают. Они уходят направо, к центру лагеря, исчезают одна за одной.

Сначала Миранда, потом Кристал и наконец Саша.

Я отмечаю, в каком порядке они уходят. Вдруг придется их рисовать. Мысль столь ужасна, что я начинаю ненавидеть себя.

– А вот это пять минут спустя, – говорит Чет, открывая файл.

Мне даже не надо смотреть на экран. Я босиком выхожу из коттеджа в майке и шортах, тех, в которых заснула. Я делаю паузу у двери, растираю плечи, потому что прохладно. Я ухожу в противоположном направлении, к душевым. Я знаю, чего ждать, но все равно будто удар в живот пропускаю.

Пять минут. Пять минут после их ухода.

Пять чертовых минут.

Я начинаю сомневаться во всем. Если бы я проснулась пораньше. Если бы не думала о том, почему их нет. Если бы я пошла в столовую, а не к душевым.

В любом из этих случаев я могла бы поймать девочек. Я могла бы их остановить.

Кроме всего прочего, я выгляжу виноватой. Я выхожу через несколько минут после девочек. Это совпадение, но выглядит так, будто я намеренно выждала, чтобы идти за ними на расстоянии. Неважно, что я пошла в другом направлении. На следующем видео я иду обратно, обходя коттеджи. Я смотрю на изображение и вижу сжатые челюсти и пустоту во взгляде. Я знаю, что с ума сходила от волнения, но другие решат, что это гнев. Что я следую за девочками.

– Я искала их, – говорю я на опережение. – Я проснулась и поняла, что их нет. Посмотрела в душевых, а потом поискала среди коттеджей, после чего отправилась на другую сторону.

– Вы уже это говорили, – заявляет детектив Флинн. – Но доказательств нет. Данное видео подтверждает, что вы вышли из коттеджа вскоре после девочек. И теперь их никто не может найти.

– Я ничего с ними не делала!

Я смотрю на Чета, Тео и Френни, молчаливо умоляя помочь мне. Но у них нет на то причин. Я не удивляюсь, когда Френни вдруг начинает говорить:

– Обычно я таким не делюсь. У всех есть право на частную жизнь и ее тайну, особенно, если речь идет о прошлом. Но в данных обстоятельствах я чувствую, что должна. Эмма, пожалуйста, прости меня.

Она смотрит на меня виновато и с жалостью. Мне не надо ни того, ни другого, и я отвожу взгляд.

– Несколько лет назад мисс Дэвис проходила лечение в психиатрической больнице. Мы не знаем, что у нее было за заболевание.

Она говорит, а я смотрю на третий монитор. На прямую трансляцию. Сейчас территория пуста. Нет ни девочек, ни Минди с Кейси. Только дверь, снятая в хичкоковском ракурсе.

– Мы узнали об этом во время проверки. Несмотря на советы адвокатов, мы пригласили ее на лето. Мы не думали, что она представляет угрозу для себя или детей, но все же приняли меры.

Флинн мгновенно понимает:

– И вот поэтому вы установили камеру.

– Да, – признает Френни. – Я подумала, что вам следует знать. Я хотела бы показать вам, что мы хотим помочь с поисками. И я ни в коем случае не имею в виду, что Эмма имела отношение к исчезновению девочек.

Впрочем, всем ясно, что говорит она именно об этом. Я смотрю на монитор и не хочу отводить взгляд, потому что мне снова придется столкнуться с Френни лицом к лицу. Я не уверена, что смогу.

На экране в кадр заходит девочка. У нее прямая спина и уверенный шаг. Она знает, где находится камера. Сначала я думаю, что это кто-то из детей. Возможно, она выскользнула из соседнего коттеджа, чтобы посмотреть на полицию у столовой.

Потом я вижу светлые волосы, белое платье и цепочку на шее.

Это Вивиан.

На записи.

Я издаю полустон, и звучит он страшно и растянуто.

Чет замечает первым:

– Эмма? Что случилось?

Моя рука дрожит, но я показываю на монитор. Вивиан по-прежнему там. Она смотрит в камеру и хитро улыбается, будто знает, что я смотрю. Она машет рукой.

– Вы это видите, да?

– Что? – спрашивает Тео. Его брови хмурятся, и он становится похож на заботливого врача.

– Ее. У «Кизила».

Все они поворачиваются к монитору, подходят ближе и закрывают обзор.

– Там ничего нет, – говорит Тео.

– Вы видели пропавшую девочку? – спрашивает Флинн.

– Вивиан. Я видела Вивиан.

Я пробиваюсь к монитору. Все, что я вижу, это «Кизил» под странным углом. Вивиан там нет. Там вообще никого нет.

Я говорю себе: «Этого не может быть».

Я говорю себе: «Я не схожу с ума».

Но в этом нет никакого толку. Мною завладели паника и страх. Тело немеет. На краю обзора появляется мягкая чернота. Она ползет все ближе, пока я не перестаю видеть что-либо. Моя рука судорожно тянется вперед, пытаясь за что-то ухватиться. Она ищет Тео. Или детектива Флинна.

Слишком поздно.

Рука выскальзывает, хотя ее кто-то хватает, я падаю на пол подвала и тут же теряю сознание.

Пятнадцать лет назад

Толстовка лежала на столе в здании ремесел и искусств. Рукава ее были широко раскинуты. Именно так мать обычно клала вещи, которые я должна была, по ее мнению, носить. Они были на виду и как будто призывали меня надеть их. Однако полиция не хотела, чтобы я надевала эту толстовку. Ей нужно было, чтобы я ее опознала.