Нарек Акобян - Клятва раба

Парень опустил глаза разочарованно и, глядя на нее, ответил:

— Значит, вот как ты обо мне думаешь.

Девушка обернулась со слезами на глазах и ушла.

Все задумались и, согласившись с молодым мудрецом, засмеялись. Татьяна пошла за фруктовым салатом, а Карл задумался на несколько минут, потом сказал:

— А что? Не смог он просто взять и пойти развлечься?

Доктор положил ладонь на голову Карла и ответил:

— Знаешь, сынок, надо есть то, что тебя насыщает, а не то, что из тебя делает человеком все еще голодным. А страсть только из тебя сделает еще голодным человеком, чем ты был раньше. Люди боятся принять правду, потому что боятся увидеть там свою бедность.

Когда услышал ответ доктора, Карл улыбнулся такой улыбкой, как будто услышал что-то новое и неожиданное, да и я, честно говоря. Татьяна принесла мой любимый фруктовый салат — это когда в салате присутствуют почти все фрукты. Позади меня Никита играл с пистолетом, представил себя на войне. А Артур — старший сын доктора — сидел передо мной, он был неразговорчив, как и отец Славы, но когда Татьяна принесла нам кофе, они заговорили.

— А отец вчера опять вышел на работу, — сообщил Артур скучным голосом.

Дядя Виталий тянул к себе руку доктора и со злостью сказал ему:

— Ты представляешь, тебе полтора месяца назад не зря назначили лечение, а ты все еще… — дядя Виталий резко замолчал, проглотив слюну от страха, продолжил: — А ты все еще сопротивляешься.

Доктор нервно взял ладонь друга своей ладонью, ответил на так неприятный для него вопрос:

— Да, буду сопротивляться, пока силы позволяют мне это делать.

Вдруг я заметил, а скорее вспомнил, что не прошло даже месяца, как я и Слава вышли из больницы, значит, он уже знал о своей болезни, когда дядя Виталий позвонил ему с просьбой о помощи, и он делал все возможное, чтобы вылечить нас, но дядя Виталий, хотя знал об этом, ему пришлось звонить ему, ведь его сын погибал на улице, и он не доверял никому так, как своему собственному другу. И доктор, несмотря на свою болезнь, снова вчера поехал в больницу, чтобы помочь больным чем сможет. И я понял, что мы не сможем ответить на его доброту своей благодарностью материально, ведь материальность просто ничто в сравнении с его жизнью. И для благодарности за такой поступок очень мало просто помнить об этом, но я пока не знаю, как отблагодарить его.

Вдруг слышу звонок мобильного, думаю, Лиана точно заволновалась, но смотрю: Василь звонит, я вышел из дома, отвечаю:

— Да, Василь, слушаю.

— Макс, я прямо перед домом.

— Я не в своем доме, а в доме моего друга, — ответил я.

— Знаю, я прямо перед домом твоего друга.

Смотрю из окна — и правда: его машина стоит перед домом. У меня возник жутковатый страх, ведь, значит, он следит за мной, а зачем он это делает, я не знал. Быстро попрощался со всеми и вышел, а Слава вышел из дома, чтобы проводить меня. Я был уже на машине, Слава посмотрел на меня и Василя сквозь окна машины, уставился с грустным взглядом и вернулся в дом. Мне было неловко, ведь он, не зная, обиделся так, как это произошло с Лианой. Он думал, что я предал своего друга.

Мы поехали на дачу Василя.

— Макс, я знаю, — сказал Василь, сидя в кресле и продолжил: — Ты даже, может, и заметил, что я слежу за тобой.

— Да, только сегодня я заметил это, — ответил его, отводя взгляд в сторону.

— Я расскажу тебе про Наволя, который может и, наверно, захочет отомстить, и объектом отмщения, вполне возможно, окажешься ты, — взволновался Василь и притянул стол к себе.

Для меня это было совсем неожиданно, я не слыхал про Наволя. И какую же опасность он может преподнести мне, ведь сама опасность в городе в руках самого Василя?

— Он не был таким, как сейчас, — начал рассказывать Василь, и я внимательно, скорее взволнованно, слушал его. — Наволь был одним из парней Краба, как Венок, но Венок никогда не был таким, как Наволь. Наволь всегда стремился быть учеником Краба, как я был тогда, но Краб не дал никакой надежды, это было двадцать лет назад, может, и больше, и тогда приходили слухи, что он себя недостойно ведет и хочет жить по-своему. Когда те же слухи дошли и до Краба, он позвал Наволя и неожиданно сказал, что разрешает ему принимать самостоятельные решения, и что надеется: они будут всегда правильными. Прошло несколько недель, один человек, возрастом около сорока пяти лет, одетым в деревянную одежду, подошел к Крабу, когда он гулял один в саду, — Краб часто это делал. Тот человек рассказал ему, что произошло и как поступил Наволь с ним. Он сказал: пусть они с Наволем приедут к нему домой. Они приехали, Краб любезно приветствовал обоих у себя дома, в доме ждали их я, Краб, и несколько парней: Спартак, Андрей, Оник и Сергей. Наволь рассказал, что он дал в долг крестьянину большие деньги, и что он сказал, что заставит крестьянина вернуть все деньги до последней монеты. Краб спокойно услышал Наволя и спросил крестьянина:

— Что есть у тебя в собственности?

Человек из деревни приблизился к Крабу и, отпустив глаза, сказал:

— Никакой собственности, свой дом продал ему, все мои земельные площади, все отдал ему за долг, но говорит: не хватит, потому что правда долг большой, а моего имущества недостаточно.

Краб задумчиво посмотрел на Наволя и спросил:

— Это ты дал волю этому человеку?

Он подумал несколько секунд, потом ответил:

— Нет, не я.

— Его воля принадлежит только ему, и никто не сможет забрать у него волю, пока он сам не разрешит, заставить работать этого человека для тебя, или работать, как ты сам захочешь, ты не сможешь, а так как все его имущество теперь у тебя, у тебя нет другого выбора, как смириться с этим. Ты рассчитывал и думал, что взял в залог его волю, дав ему денег? То ты ошибаешься: никто этого не может делать в мире без его разрешения. Деньги — это не жизнь, и не надо свое будущее строить на деньгах, если ты рассчитывал поправить здоровье своих детей за счет воли крестьянина, то впустую. А остальные деньги он отдаст постепенно, так как мы не построены на деньгах, а деньги на нас, а в первую очередь — на крестьянах. Никто не может его обесчестить, потому что он честный человек.

Краб проводил крестьянина до двери и сказал, что в другой раз, если что-нибудь случится или возникнут какие-то проблемы, пусть обратится к Василю, то есть ко мне, а Наволю велел остаться. Когда крестьянин уехал, Краб сказал Наволю:

— Я тебе дал свободу надо мной, чтобы ты смог принимать самостоятельные решения, я и запрещаю этого делать. Я разрешил тебе решать дела самостоятельно, чтобы ты понял, что недостоин этого и не сможешь никогда, понимаешь, никогда не сможешь быть моим учеником, как Василь.

Краб прогнал его из рядов наших парней, обратно забрал то, что дал Наволю и разделил между парнями, но то, чего не дал Краб, не забрал, сказал: