Николай FrittVilt - Монтана

Взяв лопату, я оттащил мертвого Феликса подальше от дома. Под старой вишней, уже третий год, как не дававшей абсолютно никакого урожая, вырыл небольшую ямку. Затем аккуратно уложил в нее кота. С минуту постоял, несколько согнувшись, над кошачьей могилой, что-то там себе воображая. А потом вдруг в голову ко мне влетела шальная мысль — надо срочно пересчитать зубы Феликса! Это просто жизненно необходимо, ведь если я не узнаю, все ли с ними у него в порядке, то следующей ночью попросту не усну! Не помогут даже ласки Вики (а ведь они у нее иной раз дай Бог, какими получаются!).

Я несколько секунд обдумывал эту мысль («обсасывал», как почти наверняка выразились бы сейчас острые на язык людишки), а потом все же решил для себя, что обязательно сделаю это.

Выпустил лопату из рук, опустился на левое колено (даже не стал беспокоиться на предмет того, что обязательно испачкаю землей свои широкие зеленые шорты), и потянулся руками к могиле. Мертвое тело Феликса было холодным и податливым, словно пластилин. Помнится, где-то я слышал, что трупное окоченение (если только смерть животного случилась не вследствие какого-нибудь страшного инфекционного заболевания) проходит спустя три — шесть часов. Из этого следовало, что: а) мой кот умер не от чего-то там очень уж страшного (как по мне, несколько черный юморок сейчас в моем исполнении, вы заметили?) и б) с момента его смерти уж точно прошло никак не меньше шести часов. Но разве кто-нибудь может ручаться за все эти их научные цифры и расчеты? Как по мне, не стоит им лишний раз верить.

Раздвинув в стороны верхнюю и нижнюю губы животного, я тут же принялся за дело. Пересчитал все справа налево и обратно тринадцать раз, вы можете себе сейчас такое представить? Лишь только после этого до меня, наконец, дошло, что с зубами у так внезапно отошедшего к ангелам Феликса было все в полном порядке, их у него оказалось три десятка.

После этого я лишь спешно зарыл животное в собственноручно вырытую могилу, а затем еще с минуту постоял на месте, склонив голову. Хотел было даже произнести нехитрую молитву, типа «прими, Господи, любимого кота Феликса, ибо рано ушел от нас», но потом вдруг передумал. Ни к чему все это. Господь в любом случае примет, это ведь его работа, правда ж?

Кстати, а известно ли вам, что в слове «Господь» — семь букв?

Дальше в тот день события развивались воистину драматически.

Наспех позавтракав (пока я на заднем дворе возился с Феликсом, Вики успела пожарить яичницу с беконом и сделала молочный шейк), я оделся, прихватил с собой рабочий кейс (в то время трудился в офисе мистера Томпсона, где занимались доставками различных грузов, весом не более тридцати килограмм, по всей территории страны; был у них ведущим менеджером, и эта вещь гардероба была мне попросту необходима), запрыгнул в авто (водил я серый седан восемьдесят пятого года выпуска) и что стало сил, помчал на работу. Кстати, забыл упомянуть важную деталь (для меня, по крайней мере) — перед самым своим уходом три раза на прощание поцеловал любимую жену. Один из этих поцелуев был даже с языком.

Как только доехал до поворота на Сорок восьмую улицу (мой офис располагался через восемь кварталов оттуда), вдруг услышал, как стучит правая колодка. Припарковался у обочины и выскочил из авто. Насколько смог, все обследовал. Видимых повреждений не обнаружил, а потому решил двигаться дальше. На часах уже была половина девятого утра, и кое-кому надо было бы поторопиться.

Добравшись в офис, перевел дух и сразу же уселся за компьютер, берясь за расчеты.

А уже спустя полчаса произошел еще один странный эпизод…

Кира Рамирес (до двадцати двух своих лет по собственным утверждениям проживавшая в Мехико, а ныне трудившаяся секретарем мистера Томпсона) прошла к моему рабочему месту и, загадочно так улыбнувшись, доложила, что меня к себе вызывает шеф.

Я осторожно осмотрелся по сторонам и поинтересовался, а ничего ли не путает этим утром милая Кира, потому как меня в кабинет начальства обычно вызывали крайне редко (быть может, причиной этого как раз и был тот самый факт, о котором упоминала Вики, выражаясь на предмет того, что мне следует почаще держать язык за зубами), и всего этого не должно было случится и сегодня. Впрочем, скажите на милость, мне ли знать, что там должно было случится в тот день, а что — нет?

— Красавчик, я никогда и ничего не путаю, ты же знаешь, — Кира подмигнула мне своим накрашенным глазом и очень уж своеобразно облизала языком пухлые губки. — Он тебя ждет. Но предупреждаю сразу — шеф сегодня не в духе.

Я поднялся с крутящегося кресла, убрал с экрана компьютера таблицу расчетов и всмотрелся в глаза Киры. Она явно заигрывала со мной. Мексиканки — очень горячие любовницы, вы знали об этом? Вся их страсть наряду с форменными элементами и прочей чепухой буквально-таки на второй космической скорости несется по венам.

— На то он и шеф, чтобы быть не в духе, — ответил я и побрел к кабинету начальника.

Пока шел, все время думал, а чего это у него сегодня с самого утра скверное настроение? Имей я такую секретаршу (милая моя Вики, прости идиота-мужа!), я бы никогда в своей жизни не знал, что такое «быть не в духе». Думаю, тогда это выражение вполне можно было бы даже заменить на фразу «быть не в тебе» или что-то подобное. Кстати, одиннадцать букв, не совсем хорошее число. Но, как мне кажется, едва ли не все то, что хоть сколько-нибудь касается секса и любви далеко не всегда является хорошим по природе своей, вы так не считаете?

Ладно мне с этим, вновь ухожу от темы.

Я подошел к дубовой двери, за которой располагался кабинет шефа и, прежде, чем постучать в нее, прислушался. Вроде бы тихо. Странно все это.

Сжал правую ладонь в кулак и легонько пристукнул по дереву костяшками пальцев.

— Входи! — в тот же самый миг раздалось из недр кабинета.

Я открыл дверь и осторожно шагнул в эту святая святых.

Ничего необычного, представьте себе, там не увидел. Мистер Томпсон (мужчина крупный, в возрасте, всегда носивший пышные усы и модный костюм-тройку), как и обычно, восседал в своем мягком крутящемся кресле, и…разгадывал кроссворды. Вы представляете?

Я откашлялся.

— Кира сказала, вы хотели меня видеть.

Я нарочно не произнес тогда стандартное и банальное «Вызывали, шеф?», хоть эта фраза, признаюсь, первоначально и крутилась на языке.

Мистер Томпсон окинул меня взглядом и вскрикнул:

— Гонобобель!

Я откашлялся еще раз. Прикрыл, наконец, за собой дверь.

— Что, простите?

Шеф отодвинул подальше журнал с кроссвордами.

— Да это я так… — проговорил он несколько извиняющимся тоном, облизав губы, из-за чего зашевелились его усы. — Тропический фрукт, родич сливы. Десять букв.