Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

Подул холодный ветер. Сабина взяла меня за плечи и развернула на девяносто градусов.

— Стой так. Я в майке, мне холодно.

— А мне?

— Тебе хорошо. Ты парень. Я вот что хочу сказать. Все вам, мальчикам, только турник и футбол. Когда вам девочки начнут нравиться? Когда вы будете приглашать нас на свидания, дарить цветы, приглашать на танцы. Хотя бы на школьные. Когда?

— Нам всегда нравились девочки, — ответил я за себя и за всех, кого подразумевала Сабина. — А вот к вопросам о цветах… это уже у каждого по-своему проявляется.

— Честно ответил!

Я почувствовал, как она прижимается к моей груди.

— Мне холодно, — сказала Сабина. — Ты такой теплый.

Она прижалась сильнее, и мне не оставалось ничего другого, как обнять ее за плечи. Я сделал это так неуклюже, что девочке пришлось подстраиваться под мою руку. Наверное, среди ее кавалеров, еще не было таких деревянных парней. Мы стояли полуобнявшись, и эта поза казалась мне не легкой, но приятной. Девочка дышала мне в грудь, и ветер я почти не чувствовал. Так мы простояли, пока по дороге не проскочила машина, окутав нас пылью и мелкими камнями. Потом Сабина пожаловалась:

— Так домой не хочется. Мамы нет, и мне страшно одной.

Я глянул на ее дом — старую хату, стены которой выпирали бугром, словно уже не выдерживали веса крыши. В одном окне горел свет, и дом смотрелся одноглазым.

— Мне тоже домой не хочется.

— А ты бы мог посидеть со мной эту ночь? Когда мама вернется, мне будет не так страшно.

— Я не против, а вот моя мама…

Сабина изобразила самое печальное лицо, которое только может изобразить девочка ее лет.

— Пожалуйста.

Некоторые вещи в ней для меня до сих пор оставались загадкой. К примеру, как можно не бояться ночью идти в чужой дом, и так бояться своего? Я мог у нее об этом спросить, но момент был не подходящий. Сабина жалась ко мне, как котенок, и во мне крутились смешанные чувства, тесно переплетенные между желанием, волнением и страхом.

— Я спрошу маму. Надеюсь, она встанет в твое положение. И потом вернусь.

Она пошла к крыльцу, а я побежал к себе. Через пару минут я поднимался по ветхим ступенькам ее дома. Мы прошли в крохотную комнатку, где стоял стол и две кровати. Стены были завешены коврами, а там, где ковров не было, виднелись пожелтевшие обои, внешний вид которых говорил не только о старости, но и о дырах в крыше, откуда по стенам иногда стекала вода. Пол в комнате просел, и я подумал, что если здесь разлить ведро воды, можно с легкостью предугадать место, где воду придется собирать совком. В целом, комната смотрелась, как уютный подвал, а ночью, когда ее освещала пара ламп, торчащих из потолка на облупленных проводах, подвал был подобен развалинам.

Сабина встала у изголовья одной из кроватей и сказала:

— Знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что наш дом еще страшнее, чем тот дом на углу. Пусть так, но мы к нему привыкли. Поэтому нам здесь хорошо.

— Все нормально, — я сделал вид, что нисколько не удивлен и добавил: — Мой дом мало чем отличается от твоего.

— Правда?

— Ему пятьдесят лет!

— И нашему около того.

Она посмотрела на просевшие половицы. Они словно говорили: наступи — и провалишься в такой глубокий колодец, где тебя никто никогда не найдет. У Рамилки в огороде имелся подобный колодец. Мурашки бежали по спине, когда мы заглядывали в его зияющую пасть.

— Я отпросился на всю ночь. Чем будем заниматься?

— Хочешь чаю?

— Пожалуй.

Она оставила меня в комнате и удалилась на кухню. Высидеть и минуты в одиночестве я не смог. Мне очень хотелось взглянуть на весь дом.

Кухня представляла собой еще более удручающее зрелище, чем комната. Внутри ощущался не только недостаток квадратных метров, но и золотых рук хозяюшек, которые должны хоть изредка заботиться о порядке и чистоте. Здесь все держалось на честном слове. Все шкафчики, вешалки, даже крепления вытяжки над плитой были выворочены из прогнивших стен. И казалось, стоит чихнуть, и все, что сейчас висит, посыплется на пол. Но Сабина совершенно это не замечала. В ее движениях не было никакой сентиментальности, словно девочка заранее знала, когда очередная скоба отколется от стены, и еще десяток тарелок разобьется вдребезги. Она сказала: «Мы к нему привыкли!» Привыкли до такой степени, что не замечали, как медленно дом приходил в упадок.

Из-за шума холодильника Сабина не слышала, что я нахожусь за ее спиной. Она поставила чайник на плиту, сняла кружки, налила в каждую столько заварки, словно передумала сегодня спать, повернулась к полочке, где стояли какие-то пузырьки, тюбики и лекарства и вдруг заметила меня.

— Ах!! — она шарахнулась в сторону и чуть не наступила на одну из четырех мышеловок, выставленных перед плитой, точно зенитно-ракетный комплекс.

— Извини, не хотел тебя пугать. Просто… хотел помочь принести кружки.

— Я и не напугалась! — выкрутилась она. — Добро пожаловать в нашу мини-кухню.

Сабина раскинула руками, длины которых почти хватило, чтобы достать от одной стены до другой.

— Любишь имбирь?

— Что это?

— Корень такой. Его в чай добавляют, чтобы согреться… и еще там для чего-то. Короче, мама говорит, мальчикам полезно.

Она дотянулась до пузырька с серым порошком, повертела его в руках, словно вспоминая, тот ли взяла. Никакой надписи на стекле не было. Сабина открыла крышку и понюхала содержимое.

— Ничем не пахнет, значит, оно. На самом деле он чем-то пахнет, но запах сложно уловить.

Она насыпала мне в кружку ровно половину того, что имелось в пузырьке.

— Не много?

Я решил, что девочка проводит очередной эксперимент.

— Возьми сахар и иди в комнату. — Она протянула мне сахарницу. — Чайник уже закипает.

Стол был чистым. Я поставил сахарницу на середину, а сам сел у двери.

Один-единственный стол был для них и обеденным, и письменным, и тем столом, за которым они прихорашивались: Сабина — чтобы казаться старше, а мама — чтобы казаться моложе. Их дом был меньше нашего, зато у них имелось большое окно, выходящее на пустырь. Сейчас было темно, и вдалеке виднелась гряда фонарей, охраняющих окольную дорогу.

Когда Сабина принесла чай, я услышал гудение комара над ухом и вдруг вспомнил про форточку.

— Ты не закрываешь окна на ночь?

— А зачем?

— По утрам бывает холодно.

— Я укрываюсь теплым одеялом. Для тебя тоже есть одеяло, так что не волнуйся. И постельное белье я сегодня поменяла. Заранее знала, что не останусь одна.

Я усмехнулся.

— Круто получилось. Ты спасла меня от уроков.

— А ты меня от скуки. Знаешь, я хотела тебе сообщить кое-что, пока ты не убежал от меня к своим друзьям.

Я подумал о маме и вспомнил:

«Пока не исправишь оценки — никаких прогулок!»