Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

Сабина сидела под деревом рядом со своим двором. К счастью она не увидела мое фиаско. Я не хотел, чтобы девочка смеялась весь остаток пути. Ее настроение ничуть не изменилось. Сабина встретила меня теплыми объятиями, я ответил тем же, и мы пошли прочь от наших дворов.

У меня не было желания идти в дом проповедника через Рамилкин двор. В голове я держал один путь — напрямик. К счастью, ни старухе, ни кому-либо другому судьба заметить нас в эту ночь не благоволила. Небо затянули тучи, и на улице сгустился туман. У меня было плохое зрение, и перед тем, как лезть через забор, я попросил Сабину глянуть по сторонам. Все-таки мы пришли не к себе домой. Пока девочка всматривалась в улицу, я подумал, стоит ли рассказать ей о том, что дом «не совсем пуст». Времени было в обрез, и я промолчал. «Мы всего лишь зайдем в прихожую, возьмем фонарь и уйдем», — так советовал внутренний голос.

— Никого, — прошептала Сабина.

В ней чувствовалась уверенность. Я подсадил ее на забор и после перелез сам. Туман не только помогал нам оставаться незамеченными. Туман мешал нам двигаться. Сабина держала меня за руку и спотыкалась на каждом втором шаге. Перед дверью мы вместе налетели на собачью будку.

— Дай зажигалку, — попросил я, потирая ушибленную ногу.

Ни у кого из нас фонарей не было, поэтому мы заранее договорились, что девочка стащит у мамы зажигалку.

Сабина дернула меня за рубашку:

— Держи.

Я положил зажигалку себе в карман и отворил дверь.

— Стой здесь! Я зайду, отыщу фонарик и вернусь.

Но Сабина редко слушалась мальчиков. Она даже не дала мне войти в прихожую. Оттолкнув меня, девочка протиснулась туда первой, и я решил, что указывать ей больше не стану. Слишком упрямая и легкомысленная душа жила в ее теле.

Я вошел в дом, прикрыл дверь и чиркнул зажигалкой. Перед нами предстала прихожая. Ничего не изменилось: те же занавески на окошке, пыль на подоконнике, где Рамилка взял нож. Ящики для обуви. Вешалка.

Фонарик лежал на полу в передней комнате. Я не решился подойти к нему сразу, и ожидал, что из дома потянет вонью. Было здесь нечто глубокое и отторгающее, но заключалось оно не в запахе. Я чувствовал чье-то присутствие. Словно некто невидимый приглашал меня зайти и присесть. То же чувство через несколько лет охватит меня в дедушкиной канцелярии. Но в тот вечер это было впервые, оттого и уверенности в моих силах поубавилось. Я остолбенел. Фонарик лежал в считанных метрах, но я не мог к нему подойти. Я не мог пошевелиться. Мне стало совсем плохо, когда за спиной громко скрипнула половица, а зажигалка неожиданно погасла.

Дрожащими руками я сделал новую попытку зажечь огонь. С кремня слетели искры. Половица скрипнула второй раз, уже подо мной. Сабина прошла рядом и подняла фонарик. На удивление, свет зажегся раньше, чем зажигалка.

— Черт! — воскликнул я. — Как такое может быть?! Батарейки еще не сели?!

— Как видишь, — ответила девочка.

Я опустил зажигалку в карман.

— Выключай. Мы уходим.

И тут Сабина снова проявила себя.

— Я хочу посмотреть, что там. — Она показала на закрытую дверь, и меня пробрал такой ужас, что началась икота.

— Нет! Мы уходим!

— Я хочу посмотреть, что там, Дэн! Я знаю, что ты уже был там со своим дружком!

— Там ничего нет! Пустой дом!

— Нет, не пустой! Был бы он пустой, ты бы не рвал отсюда когти. Думаю, там есть то, что вы все скрываете от меня!

«Дрянная девка!» — подумал я, и чуть было не выругался вслух.

— Сабина, мы же договаривались, что…

— В тот раз, в сарайчике, мы тоже договаривались, а ты так и не сдержал обещание.

Сейчас я бы с удовольствием показал ей все, но момент был упущен.

— Что же ты замолчал?

— Ничего.

Девочка прошла комнату насквозь, а я, дойдя до порога, так и не смог его переступить. Впрочем, границей между нами был не только порог. Границей была ее смелость, и когда Сабина, не обратив внимания на каменную печь, позолоченные часы и стол с газетами, направилась во вторую комнату, я чуть не обмер со страха. Она знала, что мы что-то прячем и искала тайну.

— Сабина!

Девочка обернулась, направив луч фонаря мне в лицо.

— Пойдем домой!

— Конечно. Сейчас посмотрим тут и пойдем.

Она отодвинула занавески и вошла во вторую комнату. Наступив на битые ампулы, остановилась. Фонарь скользнул вправо, влево. Я видел, как ее рука направила луч на кровать, но никакой реакции не последовало.

— Сабина!

— Что?

— Ты видишь его?

— Кого?

Я пересек порог. Сердце выпрыгивало из груди, и я слышал, как где-то в голове гулко пульсировала кровь. Сабина светила в направлении кровати. К тому же, комната была настолько маленькой, что, куда бы не попадал луч света, он все равно укажет ей на покойника. Я вошел в комнату и осознал, что кровать пуста, а место, где лежал дед, покрыто сплошным черным пятном, будто тело сгорело. След в точности повторял человеческие очертания.

— Он же лежал здесь, — пробормотал я себе под нос.

— Что? — осведомилась Сабина. — Кто?

— Никто, — быстро ответил я, схватил ее за руку и повернул назад. — Мы уходим!

Луч фонаря метнулся по стене передней комнаты, и боковым зрением я заметил, как за столом, меж стопок газет, возникла фигура. Фигура сидела к нам спиной, сложив руки на столе, будто держала карты.

На второй неделе мая мама решила еще раз навестить школьных учителей и проверить мою успеваемость. Не знаю, насколько она удивилась тому, что ее методы воспитания не дали никакого толку, но мой домашний арест продлился на все выходные, и теплые весенние деньки я встречал в компании четырех стен и любимого окна, откуда открывался вид на зеленеющую улицу. Из-за плохих оценок в глазах матери я скатился до самого низа. По химии выходила двойка, по алгебре судьба оценки зависела от последней контрольной работы, к которой я был совершенно не готов. По истории меня не аттестовывали, и единственное, что изменилось в классном журнале за последнюю неделю, это количество клеточек с буквой «н». Стоит добавить, что пропуски занятий у меня были более чем уважительными. Начиная с шестого класса, меня брали на все олимпиады, к какому бы виду спорта они не относились. Вот таким разносторонним человеком я рос.

В середине мая на районной олимпиаде по легкой атлетике я получил третью в своей жизни медаль. В кроссе на тысячу метров мне посчастливилось занять второе место, а по общему комплекту наград наша школа оказалась третьей в районе. Это был огромный успех, учитывая то, что я соревновался с ребятами из старшей возрастной группы. На радостях за столь большой успех учитель по физкультуре пообещал помочь мне закрыть аттестацию по истории.

Свое слово он сдержал: уже к семнадцатому мая у меня появились сразу три оценки, две тройки и одна четверка, после чего я вообще забыл об истории и стал потихоньку готовиться к алгебре.