Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

Дважды я поднимался со стула, чтобы подойти к маме и все ей рассказать, и дважды меня останавливала мысль, что у Рамилки есть идея, как поступить правильнее. Рамилка был уверенней. Нередко у него появлялись хорошие идеи. Перетерпев воскресенье, я надеялся поговорить с ним по дороге в школу. С тем я садился за учебник истории и смотрел на страницы, где, как обычно, была полная тоска.

В понедельник мы встретились.

Рамилка, омраченный тем, что вместо пяти уроков придется сидеть шесть, а к четырем часам идти на факультатив по алгебре, был скуп на разговоры. Но мне было не до его проблем, и перенимать осунувшееся настроение я не хотел. Когда я поднял тему о субботнем происшествии, Рамилка пробурчал:

— Давай просто забудем об этом деле, и все. Если к нам не нагрянула милиция по свежим следам, то им нет смысла приходить после. Суп горячим надо есть. Какого хрена приходить к остывшему? А если так, то, скорее всего, баба Валя нас не засекла. И мы должны поблагодарить бога за то, что ее нос был в недосягаемости от того, что происходило под ним. Никто не видел — никто не знает. Забыли, и все.

— Но дед может пролежать так вечность!

— Знаю, — без сожаления ответил Рамилка. Мы подошли к проезжей части; за ней начинался парк. Обычно, срезав парк по кратчайшему пути, мы выходили к школе, но сегодня пошли в обход. Рамилка хотел опоздать на урок биологии, потому что не подготовил домашнее задание. — Светлая ему память. Пусть баба Валя беспокоится, она с ним трепалась языком каждое утро, как выходила на огород. Надеюсь, она заметит неладное быстрее, чем тело начнет разлагаться. Как думаешь, сколько он уже лежит?

— Думаю, он умер в субботу, — сказал я, вспомнив, как на том же уроке биологии учительница рассказывала нам о стадиях смерти человека.

— В субботу, — повторил Рамилка. Мимо пронеслась машина. Пропустив ее, мы пересекли дорогу и направились в гущу парка. — Через день-другой появятся мухи. И вонять будет ужасно.

— Ага.

— Странно, что он умер именно перед нашим визитом.

Парк стал уводить нас все дальше от школы. Так мы дошли до центральной библиотеки, где, прогуливая уроки, иногда засиживались наши одноклассники.

— Хочешь знать мое мнение? Я за деда не волнуюсь, — заявил Рамилка. — И, если бы ты не уронил фонарик, все было бы отлично. Пусть он там хоть мухами, хоть жучками, хоть тараканами облипает, мне все равно. Но из-за фонарика могут возникнуть проблемы.

— И что делать?

— Фонарик нужно забрать!

Я хотел выразить свою готовность вернуться в дом, но тут Рамилка сказал:

— Сделать это предстоит тебе самому.

Я чуть не упал в обморок. Для меня такой оборот событий смотрелся, как предательство!

— Почему мне?

— Во-первых, фонарик твой и на нем твои отпечатки пальцев. Во-вторых, ты его уронил. В-третьих, извини, дружище, но меня в тот дом теперь и силой не затянешь. Я смелый парень, но иногда и моя душа уходит в пятки.

— Ты же сам нас туда потянул! Хотел посмотреть на привидение!

— Знаю, — Рамилка и не думал что-либо отрицать. — Теперь мне больше не хочется туда идти. Я же говорю, я смелый парень, но иногда…

— К черту твое иногда!

Мы сошли с аллеи на тропу.

— Ты хотя бы знаешь путь…

— Ты тоже его знаешь, — отметил он. — За день ничего не изменится. Дорожки не зарастут, двери не закроются. Я могу провести тебя до кустов. Дальше пойдешь сам.

— А если через забор?

— Теперь через забор идти рискованно вдвойне. Баба Валя разглядит тебя даже в тумане. Если это случится, то возвращение за фонариком уже не будет иметь никакого смысла.

— Блин… — По бокам аллеи росли низкие сосны. Я протянул руку к одной из них и сорвал несколько игл. — Должен же быть какой-то выход! Я туда один не пойду!

— Тогда нас всех вскроют, — так же монотонно продолжил Рамилка. — Сначала тебя, потом нас. За вторжение на частную территорию дают условку.

Я подумал, какими глазами будет смотреть на меня мама… из-за спин сотрудников милиции.

— Как плохо все!

— На Владика тоже не рассчитывай, — Рамилка поморщился. — Видел его вчера. Он в ужасном состоянии. Не знаю, как он спал эту ночь. Хоть бы родителям ничего не рассказал. А то нас закроют еще раньше, чем милиция обнаружит отпечатки пальцев на твоем фонарике.

— Я… ты тоже держал его в руках. Там и твои отпечатки тоже!

И тут Рамилка хлопнул меня по плечу.

— Есть одна идея. Не знаю, понравится она тебе или нет.

— Уверен, что понравится, — я был готов принять любую его идею, только бы не идти в дом одному.

— Я правильно понял: тебе нужен партнер?

Я подумал и хотел сказать, что лучше бы партнеров оказалось два, но язык так и не повернулся. Рамилка уже меня бросил. Он делал так много раз, и столько же раз я прощал его, и мы жили дальше.

— У тебя такой партнер есть!

— Кто?

— Твоя любимая девочка.

— Какая девочка?

— Соседка со двора наискосок.

— Сабина?

— Да.

— И как я ей все объясню?

— Объяснять ничего не придется. Просто скажешь ей… — Рамилка прищурился. — Скажешь ей кое-что. И у нее не будет выбора.

Сабина была младше меня на год. В апреле ей исполнилось двенадцать, но, как бывает у девочек, росла и развивалась она не по возрасту. У нее не было отца, и никто не держал ее в ежовых рукавицах. Это привело к тому, что к концу седьмого класса Сабина гуляла совсем не в тех компаниях, к которым ее стремилась приблизить мама. В их доме часто происходили скандалы, и старые бабки, сидя на лавочке в сотне метров от наших дворов, нередко делали предметом обсуждений судьбу девчонки и ее матери. В двенадцать лет Сабина давала повод их сплетням почти регулярно. И, хотя делала она это не специально, каждый раз, когда она шла мимо пенсионерского кружка, одни бабки вжимали головы в плечи, другие вздыхали и цокали, третьи крестились, умоляя Господа не продавать ее душу в ад так рано. Впрочем, самой Сабине не было до них дела. Каждый вечер она одевалась по последней моде и шла к подружкам. Накрашенная, она выглядела гораздо старше, чем привлекала и мальчиков, и девочек, и милицию, иногда провожавшую ее до двора. У нас даже появилось развлечение: когда мы видели Сабину, убегающую из дома поздно вечером, мы кидали карты и спорили, на какой машине девочка вернется. Чаще всего выигрывал Владик, который заявлял, что на «семерке», но иногда выигрывал и Рамилка, делая ставку на милицейский «УАЗ».

Не все семиклассницы в нашей школе были ранними, но, если посмотреть на них сверху вниз и послушать, что каждая считает своей целью, станет ясно, что Сабина просто быстро растет. Для меня она была именно такой. Девочкой, которой хочется всего, что ей запрещают.

Несколько лет назад, когда их семья только переехала на нашу улицу, мы были от нее без ума. Она играла с нами в прятки и ходила на футбол. Она сидела с нами у костра и делилась своими секретами, но с тех пор, как в ее жизни произошли изменения, Сабина от нас отреклась. На улице я видел ее лишь изредка, наряженную, как куклу, но очень приветливую и открытую. Как она вела себя со мной, она не вела себя ни с Рамилкой, ни с Владиком. Рамилка ее дразнил, потому что страстно любил, а Владик был ее одноклассником и, следовательно, совершенно не интересным партнером.