Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

Мама разбудила меня раньше обычного.

— Собирай портфель! — приказала она вместо «доброго утра». — Сколько раз я тебе говорила собирать портфель вечером?!

Я вспомнил вчерашний вечер и подумал, что мне приснился потрясный кошмар. Волосы на руках до сих пор стояли дыбом, а что творилось в голове, и описать не удастся. Я не мог собрать мозги в кучу до первой ложки геркулесовой каши. И даже тогда, заглядывая в тарелку, я дрожал, точно перед выходом на сцену.

Мама ушла на работу, поинтересовавшись, какой предмет я сегодня исправлю. Я пообещал, что с аттестацией по истории будет покончено. На самом деле аттестация по истории выровнялась еще после соревнований, но что-то подсказывало мне, что сразу говорить об этом маме не стоит. Лучше придержать радостное известие на черный день.

Черный день настал, и для демонстрации я вытащил из портфеля учебник по истории, повертел у мамы перед носом и сказал, что предмет сегодня будет сдан на четверку. Мама пожелала мне удачи и ушла, а я принялся одеваться в школу и тут обратил внимание на отсутствие шорт и рубахи, которые надевал каждый день, и в которых мне как-то раз удосужилось спать рядом с Сабиной. Тогда-то мне кое-что вспомнилось, и сон окончательно развеялся.

Перед школой я зашел за Рамилкой и спросил насчет лестницы.

— Да, я встал в четыре утра, — сказал он. — Потому что папа встает в пять, а мне требовалось время. Было уже светло. Я взял крюк в сарае, привязал к нему веревку и вытащил лестницу, а дыру закрыл старыми досками. Сейчас она вроде не видна со стороны, но, если бы старый хозяин обошел дом, он бы, конечно, заметил перемену.

— Старый хозяин уже не обойдет дом.

— Тоже верно. — Он обернулся, словно за нами кто-то шел. — Надо как-то закрыть рот этой девчонке.

— Сабине?

— Она слишком много знает. Если о доме поползет слух… будет нехорошо. Надеюсь, ты ей не сказал, что мы там увидели?

— Нет.

— Нужно оставить все как есть. Пусть трупы и крысы живут себе под землей. Нас, как будто там не было и все.

— А если это трупы тех людей?

Рамилка задумался. На короткий миг в нем застыла обреченность. Он пожал плечами и замедлил шаг.

— Сегодня, когда я доставал лестницу из погреба, черт меня дернул опять заглянуть в эту яму. Если смотреть из светлого пространства в темное, ничего не увидишь, верно? Поэтому я взял отцовский фонарь и, после того, как вытащил лестницу, сунул туда голову. И знаешь, что я увидел?

Я затаил дыхание.

— Во-первых, вода поднялась, и столбы скрылись. Во-вторых, труп выплыл на середину, и, клянусь, я узнал в нем дедушку Бека. И, в-третьих, глаза его были открыты, и он смотрел на меня, вот как ты сейчас. Я чуть не обмер со страху. Я не убежал, хотя хотел это сделать не меньше, чем вчера. Еще на мою сторону встали петухи. Может, природа сама так придумала, но, когда слышишь петушиный крик, кажется, будто бог рядом.

Мы пошли быстрее. До уроков оставалось меньше десяти минут.

— Труп плавал с открытыми глазами?

— Да. Причем, с такими живыми, будто, только что проснулся.

— И?

— Тебе этого мало?

Я ожидал, что Рамилка скажет что-нибудь про арку, но, скорее всего, из-за подъема воды, он ее не увидел.

— Нет. Хотел только спросить, случилось ли что-нибудь еще?

— Я закрыл погреб досками. Папа, как назло, рано проснулся. Он в последнее время сам не свой ходит. Чуть солнце встанет — и он на ноги. Единственное, что мне нравится, он не пристает ко мне по поводу учебы. Как учусь, так учусь. Не то что мама.

— А что мама? Ты же никогда не отбываешь домашний арест. Захотел гулять — ушел.

— Мама орет постоянно. Я-то тоже по истории подсел. Тебе хорошо, тебя тренер выкупил, а мне самому приходится.

— Готов на сегодня?

— Я выучил первый пункт. Проблема в том, что нас таких хренова туча.

— Выучил бы третий.

— Третий учить опасно: она может не спросить. Она обычно спрашивает первый пункт, второй, а потом задает какие-то общие вопросы. Чтобы ответить на них, надо читать весь параграф. А параграф — пятнадцать листов. Я что, идиот — весь параграф читать?

— А хорошо выучил?

— Один раз прочитал.

— И про что пункт?

— Про… — тут Рамилка замялся, и я понял, что говорить об истории ему ничуть не легче, чем гадать о секретах погреба. — Что-то случилось на Балканах. Кто-то кого-то пресанул.

— И?

— Мусульмане пытались уравнять права с христианами. Турки вставляли палки в колеса сербам. В конце началась война. Про войну — это уже второй пункт. Я его не читал.

— Тебе нужно чуть подробнее рассказывать. Я тоже помню, что параграф про войну, но училка может спросить про какую.

— Про Русско-турецкую, — уточнил Рамилка.

— Точно! Про Русско-турецкую. Значит, ты все-таки хорошо подготовился.

— Нормально. Я повторю перед уроком, пару слов скажу. Тройку точно поставит.

Мы подошли к воротам школы. Намечался очередной теплый день, и пересекать линию, отделяющую школу от парка, не хотелось. Пусть мы плохо учились, мы никогда не прогуливали занятия. (Правда, иногда опаздывали). Рамилка вошел в ворота и присоединился к потоку школьников.

Здание школы и стадион разделала полоска низкорослых туй. В этом году районный бюджет выделил деньги на облагораживание территории социальных объектов, и наш директор предложил сделать под туями небольшую зону отдыха. Здесь установили красивые лавочки и figurine урны. Словом, все, на что хватило денег. Стоит добавить, что лавочки школьники изрисовали к концу первой недели, а урны вывернули к началу третьей. Вот такая благодарная молодежь училась в моей школе.

На одной из лавочек я заметил Сабину. Девочка помахала мне рукой. «Привет», — молвила ее нежная улыбка. От Рамилки это действие не ушло. Подхватив портфель, он замешался в толпе, и мы разъединились.

Сегодня Сабина была в белой блузке и черной юбке чуть выше колен. В такой теплый день она бы нашла юбку и покороче, но учителя держали ее в рамках. Они давно осознали, за кем им придется пристально следить в ближайшие года три. В седьмых классах я бы выделил трех-четырех девочек, сознание которых уже проснулось и готовилось к приключениям. Сабина выглядела ярче всех, потому что была красивой.

Я остановился и подождал девочку. На урок вовремя уже было не попасть, поэтому мне оставалось распределить время так, чтобы меня вообще впустили в класс. Сабина на урок не торопилась. Она обошла палисадник, где распускались розы, и куда часто залетал со стадиона футбольный мяч. Подружки Сабины тоже не стали дожидаться звонка. Кому-то в голову пришла мысль посмотреть на часы, и лавочка опустела. А сама Сабина, не спеша, подошла ко мне.

— Привет! — Она положила руки мне на пояс.

Пальцы забрались под ремень со стороны спины.