Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Достаточно долго, чтобы удостовериться в правильности принятого решения. Оценить несуществующий долг ровно в сто три миллиона крон – и выплатить его.

От беспокойства ее и так трясло, а тут вдобавок это недвижное десятиминутное ожидание; никуда не годится. Чтобы выдержать, Бритт-Мари пришлось дважды пройтись в ранних вечерних сумерках вокруг полицейского квартала. Такого она еще не видела: здания тщательно обнесены сине-белыми заградительными лентами, какие полицейские обычно протягивают вдали от полицейского участка. Вход с Бергсгатан выглядел так же, как входы с Польхемсгатан, Кунгхольмсгатан и Полисхюспаркен. Весь полицейский квартал сделался одним большим местом преступления. Даже вход на станцию метро был огражден, и полицейский регулировал движение автобусов. От любопытных, толпившихся бок о бок с журналистами и фотографами, она дважды услышала одну и ту же версию: в полицейском управлении совершено какое-то невероятное преступление, кто-то даже возбужденно прошептал – ходят слухи, что это самое крупное ограбление в истории страны.

После второго круга Бритт-Мари остановилась возле низкой каменной ограды здания суда. Здесь у нее встреча с той молодой женщиной из полиции, которая сначала увела Лео и перевернула вверх дном ее дом, а потом в больнице (на рабочем месте, где ее должны бы оставить в покое) показывала ей фото мужчины из машины Лео. Элиса. Необычное имя. Но красивое.

И вот она вышла. Из главного входа в полицейское управление. Подняла тонкую пластиковую ленту и прошла под ней, зигзагами протиснулась сквозь стадо зевак.

– К сожалению, у меня всего пара минут. Как видите, у нас тут сегодня беготня.

Бритт-Мари кивнула и улыбнулась как можно сердечнее, одновременно пытаясь утвердиться в каком-нибудь разумном положении – ноги отказывались стоять спокойно. Руки Бритт-Мари попыталась скрестить на груди, на зимнем пальто.

– Мне звонил Винсент. Это мой младший сын, вы и с ним, может быть, встречались? Он волновался. Испуганный голос. Сказал, что к нему приехали из полиции.

Элиса повернулась к толпе зевак. Человек, пытавшийся подлезть под ленту, был мягко, но решительно отогнан назад.

– Простите, я… Что вы сказали, Бритт-Мари? К нему приехали из полиции? Кто-то из нас?

– Да. Именно так он и сказал. Вы об этом что-нибудь знаете?

– Нет. Я видела вашего сына Винсента один-единственный раз, вчера, на его рабочем месте. Тогда он выглядел спокойным. Из полиции? Винсент сказал «он» или «она»?

– Сказал только, что это как-то связано с Лео. И что его забрал с собой полицейский, который расследовал ограбления банков перед тем, как ребят посадили.

Элисе снова пришлось уделить внимание расшумевшейся толпе: двое приставленных к ленте полицейских заспорили с пролезшими вперед фотографами; и пока Бритт-Мари дожидалась ее ответа, она так и эдак вертела в голове только что услышанное.

Какой-то полицейский потребовал, чтобы Винсент сделал единственное, чего ему решительно не хотелось: стал фигурантом в расследовании, связанном с его старшим братом.

– Еще раз прошу прощения, Бритт-Мари. Это уже похоже на бунт. Репортеры требуют новостей от нас, потому что редакторы, которые их сюда послали, требуют новостей от них. Преступление, совершенное в полицейском управлении – это, конечно, очень заманчиво. Но – я вернулась.

Винсент, который решил никогда больше не преступать закон, никогда больше не иметь дела с полицией.

– Что касается вашего вопроса о Винсенте, я, к сожалению, не могу вам помочь. Сейчас у меня нет информации о нем. Обещаю, что немедленно этим займусь.

Бритт-Мари знает только это.

Винсента втянули именно в то, чего он боялся.

И он был прав: дело тут нечисто.

Он никогда не боялся темноты. Наоборот. Она защищала, как защищает тишина.

Но не сейчас.

Только теперь, приняв решение насчет Сэма, так и не включив лампы – ни на потолке, ни на столе – и потому ощущая себя одиноким среди того, что есть ничто, он осмелился вернуться к невероятному жару и ярчайшему белому свечению.

Зажигательная бомба.

Никто из них не успел даже крикнуть.

Он и не представлял, как выглядит сгоревшая кожа… сразу после этого.

Бронкс почти рывком распахнул окно кабинета, выходящее во внутренний двор полицейского управления, впустил вечернюю прохладу. Закрыл глаза. Медленно подышал. Перегнулся через подоконник, в порывы ветра.

Никакой разницы.

Жар и рев взрыва разрывали тишину, белое свечение прорезало защищавшую его темноту.

Ему никогда не случалось убивать, он даже никого не ранил. Всю свою взрослую жизнь он работал с преступлениями других, но никогда не совершал преступления сам. Каждый божий день он расследовал злодеяния, но всегда – лишь их последствия. Сейчас он как профессионал пережил собственую смерть. Насилие отняло жизнь. Оно лежало перед ним на земле.

И он знал, почему.

Впервые за время службы он действовал как частное лицо, а не как полицейский. И решение, которое принял Бронкс-частное лицо, имело последствия для Бронкса-полицейского.

А ведь всегда бывало наоборот.

Ненависть к насилию день за днем, вечер за вечером, во время каждого расследования, делала его взгляд острее, внимательнее, увеличивала его силы. И так было до тех пор, пока преступник не оказывался в следственном изоляторе четырьмя этажами выше.

Высунувшись еще дальше в окно, в ледяной ветер, в холод, Бронкс ощутил, что даже его одежда пахнет последствиями – палеными волосами, горелой кожей, фосфором, порохом. И понял: что бы он ни пытался сделать, как бы далеко из окна ни высовывался, этот день и решения, которые привели к взрыву – к смерти, – никогда его не покинут.

От этого ему теперь суждено убегать вечно.

Так же, как другие, которые должны были понести ответственность за насилие, бежали от его расследований. Он должен заново смоделировать правду, носить в себе ужас так, чтобы не показывать его. Он никогда не сможет рассказать своим сослуживцам, что случилось. Что случилось на самом деле.

Он оставил комнату темной.

И открыл второе окно. Пусть холод плещется свободно.

Элиса подняла ленту, трепетавшую на ветерке, и, поеживаясь, зашагала к восточному входу в полицейское управление. Когда кто-то из толпы крикнул ей – « что происходит в здании, когда мы получим информацию?», она обернулась посмотреть – кто, но задержалась взглядом на женщине позади зевак, на матери Лео, Феликса и Винсента.

Бритт-Мари присела на низкую каменную ограду. Она казалась сломленной.

Элиса чувствовала ее отчаяние, тревогу за сына.

Его забрал с собой полицейский, который расследовал ограбления банков.