Джон Рикардс - Уинтер-Энд

Я несколько мгновений молчу. Данное им описание коттеджа, в котором мы с отцом жили во время рыбалки, отличается пугающей точностью. А затем я соображаю, что мест с маленькими коттеджами и деревьями у кромки воды в округе десятки.

— Вообще-то нет, — говорю я.

— Тогда я воспользуюсь другим примером. Вы верите в Бога, мистер Рурк?

Я качаю головой:

— Не думаю, Николас. Никогда не видел в этом смысла. Предвкушение приятной загробной жизни — штука, может быть, и хорошая, однако я предпочел бы взять все лучшее от того, что имею сейчас.

— Мне трудно представить себе полицейского, который, когда ему приходится отпускать преступника на свободу, не находил бы утешения в мысли о небесном суде.

— Я всегда предпочитал правосудие, которое совершается здесь, на земле.

Николас улыбается, снова показывая краешки зубов:

— Мне нравится ваша вера в способность человека вершить правосудие.

— А вы предпочитаете божественное воздаяние? — спрашиваю я.

Он сухо хмыкает.

— Я о божественном воздаянии не сказал ни слова. Иногда поступки людей обращают их в слуг дьявола. И если Бог не прощает их, они в конце концов достаются дьяволу.

— Вы это о чем?

— Скажем, к примеру, я совершил убийство и оно сошло мне с рук. Затем, в один прекрасный день, меня сбивает машина, и я умираю. А это просто-напросто истекает взятое мной у Бога взаймы время.

— И что, Анджеле Ламонд сошло с рук преступление, о котором никто не узнал? И время, которое она прожила, было заемным?

Николас улыбается снова.

— Пока вы сами не отыщете ответ на этот вопрос, я, боюсь, ничем вам помочь не смогу, — говорит он.

— Что ж, я изучил ее биографию, но не нашел ничего, что позволяло бы говорить применительно к ней о заемном времени. — Теперь улыбаюсь я. — А если что-то и было, то вряд ли что-нибудь важное.

Некоторое время мы молчим. Когда Николас наконец открывает рот, лицо у него по-прежнему непроницаемое, а вот тон меняется, становится более сдержанным. И я не могу сказать, злится он или забавляется.

— Важность — понятие относительное. Впрочем, не вам судить. — Тон его становится более спокойным. — Уж вы мне поверьте.

— Я был бы и рад поверить вам, Николас, однако пока я просто не понимаю, что произошло. На мой взгляд, сейчас все выглядит как убийство, совершенное безумцем, которому требовалось выплеснуть на кого-то свой гнев. Ничего другого я пока не вижу. Возможно, вы в состоянии показать мне это другое.

— Я уже говорил, что делать этого не стану. Но поверьте, ко времени вашего возвращения в Бостон вы будете знать, почему умерла эта медсестра.

— Вы хотите сказать, что именно вы ее и убили?

— Я говорю лишь, что знаю, почему она умерла. И вы узнаете.

Обещание это произносится тоном очень ровным — словно он сообщает, что хочет купить еще одну порцию выпивки. В обычной ситуации я стал бы сейчас давить на подозреваемого, подталкивая его к признанию. Однако, хоть Николас и не уходит от общения, как прежде, у меня все же нет ощущения, что он может расколоться. Некий инстинкт подсказывает мне, что пока от нажима на него лучше воздержаться.

Я закуриваю новую сигарету и меняю тактику:

— Вы сказали, что верите в Бога, Николас. Вы принадлежите к какой-нибудь церкви?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Мы стараемся сделать так, чтобы тюрьма не мешала человеку исповедовать веру — какую угодно. Вы христианин?

Николас улыбается мне:

— Я не христианин. Не мусульманин, не еврей, не буддист и так далее, но мне очень нравится присущее Богу чувство юмора. Даже притом что шутки Его бывают порой жестокими. Вам не рассказывали в школе о Чарльзе Райланде?

— В школе я многое пропускал мимо ушей.

— Он был богатым деловым человеком, потратившим год на строительство церкви в вашем родном городе — в то время, когда его жители еще вырубали окрестные леса под пастбища. В самый разгар первого богослужения в здание церкви ударила молния, и Райланд, а с ним священник плюс еще восемнадцать человек погибли в огне пожара.

— Итак, вы верите в существование Бога и дьявола. И что же, по-вашему, Анджела Ламонд горит сейчас в адском пламени?

— Адское «пламя» в данном случае выражение вряд ли уместное, мистер Рурк. Вы знаете, где была написана Библия? В Восточном Средиземноморье. Жаркий климат. Пустыни. Песчаные бури, засухи. Жаркая погода — зло. Подозреваю, что так эта ассоциация и возникла. Я бы сказал, что для нашей части света больше подошла бы «ледяная пустыня».

— В ней Анджела Ламонд и пребывает?

— Да.

— И чем она это заслужила?

— Вы повторяетесь, мистер Рурк, — вздыхает Николас.

— Это потому, что мне кажется, будто я зря трачу время, — отвечаю я. Возможно, мое раздражение вызвано тем, как он вздохнул, возможно, я просто сыт по горло его дурацкими разглагольствованиями. — Надеюсь, вам, в конце концов, хватит ума, чтобы понять: избежать тюрьмы вы сможете, только рассказав мне о том, в каком свете вы видите всю эту историю. Думаю, будет лучше, если вы перестанете изображать придурка и сообщите мне что-нибудь полезное для вас.

— Какие нехорошие слова, мистер Рурк. Уверен, ваши родители не этому вас учили.

— Вы явно не знали моих родителей, Николас. Когда их что-то злило, они ругались, как и все прочие.

Он улыбается — так, словно я сказал нечто смешное:

— А вас что-то злит?

— Меня всегда злили самодовольные умники. Ну так что, вы поможете мне?

— Я вам уже помог, мистер Рурк. Просто вы этого не заметили. Приезжайте повидаться со мной завтра утром или, может быть, сегодня под вечер. Когда вы узнаете чуть больше о цели, к которой идете, я освещу для вас часть дороги к ней.

Я ненадолго задумываюсь, потом киваю, гашу сигарету.

— Хорошо, увидимся позже. Надеюсь, тогда вы начнете рассказывать мне, что и как.

Я прошу стоящих за дверью помощников шерифа отвести подозреваемого в камеру и отправляюсь на поиски Дейла. Он сидит в своем кабинете, разговаривая с мужчиной в полицейской форме.

— Алекс Рурк, — говорит Дейл, — это Оуэн Марш, заместитель шерифа. Он выполняет большую часть моих служебных обязанностей, пока я занимаюсь делом Ламонд.

Я протягиваю Оуэну руку.

Заместитель Дейла выглядит его ровесником, но только он похудощавее и нос у него красный — от лопнувших под кожей капилляров.

— Вот и познакомились, мистер Рурк, — отвечает он и, кивнув Дейлу, уходит.

— Как там наш общий друг? — спрашивает Дейл.

— У меня такое чувство, что я к чему-то подбираюсь, — отвечаю я, — однако дело продвигается очень медленно.

И я заговариваю о том, ради чего искал Дейла:

— По дороге сюда я видел издали «Святого Валентина». Твои люди не заглядывали в него, когда осматривали место убийства?