Кристоффер Карлссон - Смерть перед Рождеством

Хебер объяснил, что ответы респондентов для него не более чем показательные примеры, иллюстрации к теоретическим выкладкам. Кристиан почувствовал, как его пробирает смех. Ни о чем не подозревая, социолог попал в самую точку. В остальном же Кристиану было не до веселья. Его прошиб холодный пот, он едва держался на стуле. Но Хебер ничего этого не замечал – или делал вид, что не замечает.

Кристиана удивил интерес ученого к его личной жизни, именно этой теме оказалась посвящена бо`льшая часть беседы. Кристиану было неловко и непривычно говорить о себе, но Хебер вел себя в высшей степени осторожно – это Кристиан был вынужден признать, анализируя их беседу задним числом. Социолог умел внушить доверие, и по ходу разговора Кристиан терял бдительность. Хебер давал ему выговориться и лишь потом задавал следующий вопрос. Если же Кристиан не желал отвечать, социолог говорил, что все нормально, и шел дальше.

Этот разговор стал для Кристиана чем-то вроде исповеди. Он освобождал, разряжал накопившееся отчаяние, и скоро Кристиан почувствовал заметное облегчение.

Понимание того, что его подставили, облапошили, пришло несколькими часами позже.

– Ты не слышал, что говорят? – спросил Кристиан.

– Нет, а что? – Хебер удивленно поднял брови.

Тяжесть в груди Кристиана стала невыносимой. Он задыхался и, возможно, потому рассказал.

Все уместилось двух фразах. Хебер выслушал их, не меняясь в лице.

– Хочешь сказать, кто-то решил расправиться с председателем?

– Да.

Кристиан пытался разгадать ход мыслей Хебера – безуспешно.

– Ты можешь помешать этому?

– Не рискну. Больше мне сказать тебе нечего, потому что никому не известно, где и когда это будет. Я и так наболтал достаточно. И потом, если кто-нибудь…

– Никто, это я тебе обещаю, – заверил Хебер.

Кристиан вспотел. Так или иначе, он не смог бы носить в себе все это. Чем дальше, тем больше он понимал, сколько непоправимых глупостей совершил в последнее время, скольким успел навредить… Он чувствовал, что запутался окончательно.

Стены комнаты будто сдвинулись. Кристиан моргнул неколько раз.

– Я знаю, кто должен это сделать.

Он открылся Томасу Хеберу, который должен был сохранить все в тайне.

А вечером двенадцатого декабря позвонил Микаэль и поручил Кристиану выкрасть нож. Кристиан не мог отказаться. После «Каиро» ему велели подъехать к университету, и только тогда он понял, что должно произойти.

Звонок в дверь – Кристиан идет открывать.

На экране знакомые кадры новостной хроники. Кровь неумолимо стучит в висках. Никогда раньше Кристиан не чувствовал себя в такой близости от эпицентра всего того, что называют историей. Он представляет себе, что будут писать о нем в книгах. Но голова кружится, и тяжесть в груди невыносимая. В глазах темнеет, и теперь уже ничего ничего нельзя поделать.

Он обречен носить это в себе – он, номер 1601 в записках мертвого исследователя.

Юнатан звонит снова.

Внезапно Кристиан понимает, что находиться вблизи окна опасно. Еще один такой порыв ветра, и стекло точно разобьется вдребезги. Конечно, Кристиан завесил окно гардиной, но ведь это всего лишь ткань.

Он вспоминает о диктофоне и спрашивает себя, где тот сейчас может находиться. Кристиан отдал его Эби; что могло произойти с ним потом? Лежит ли диктофон до сих пор дома у Эби или же попал в руки полицейских?

Быть может, он вывалился из кармана Эби во время демонстрации и валяется где-нибудь в Роламбсхофспаркене…

Его надули, провели как последнего дурня – вот единственно возможное объяснение всему. И он повелся. Они всегда были хитрее, всегда на шаг впереди его. Юнатану с самого начала отводилась роль пешки в игре Кристиана, так они решили.

А теперь еще председатель… Боже, как страшно…

Этого следовало ожидать, об этом давно говорили и писали на форумах. Но теперь это случилось на самом деле, и он мертв.

Кристиан принимает вызов, и сигналы прекращаются.

В трубке голос Юнатана:

– Привет… Кристиан, ты слышишь меня?

Связь ужасная. За шумом и страшным треском слов почти не разобрать.

– Да…

Кристиан обрывает фразу, не договорив.

– Ты здесь, алло? – спрашивает Юнатан.

– Да, я здесь.

– Ты слышал?..

– Да.

– Это… ты, вы надули меня… Держали черт знает за кого… Как это называется, Кристиан?

– Я все знаю, – спокойно говорит тот. – Так было нужно.

– Теперь с «Шведским сопротивлением» все кончено, ты понимаешь?

Кристиан не отвечает.

– Ты слышишь меня, Кристиан?

В трубке завывает ветер.

– Ты здесь, алло?..

– Да, здесь.

Обессиленный, Юнатан опускается на край кровати.

– Все кончено, это ты понимаешь?

– Я не могу обсуждать с тобой это.

– Почему? Он там?

– Кто?

– Он.

– Нет.

– Ты врешь.

Последнюю реплику Кристиан оставил без ответа.

– Как он там?

– Я не знаю, – говорит Кристиан. – Извини, но нам пора заканчивать.

Он дает отбой. Юнатан сидит на краю кровати с мобильником в руке.

Задернутое гардиной окно разбивается вдребезги. Ткань волнуется как живая, идет глубокими складками.

Кристиан откладывает в сторону мобильник и поворачивается к Микаэлю:

– Он все понял.

– Кто? – Глаза Микаэля пусты.

– Юнатан.

– Так… Отлично.

– Как ты себя чувствуешь?

Микаэль убирает со лба полотенце.

– Голова кружится, я потерял слишком много крови. Но я рад, что этот черт мертв.

– Это еще неизвестно. – Кристиан оглядывается на телевизор. – Они об этом не говорили.

– Вопрос времени… Все прошло так, как нужно.

– Как ты можешь это знать? Там ведь было темно.

– За кого ты меня держишь, в конце концов… Ты сообщил остальным, что это сделали мы?

– Нет еще.

– Разошли сообщения всем нашим. Они должны знать.

Кристиан не отвечает. И рассылать сообщения не торопится.

Он отправляется в ванную, берет чистое полотенце, смачивает его и подает Микаэлю. На лице того – засохшая кровь из ссадины на лбу. Он осторожно вытирает ее полотенцем.

– Ты разослал сообщения?

– Что?

– Сообщения…

– Да… – Кристиан достает из кармана мобильник, смотрит на дисплей. – Или нет… Ничего не получилось… Из-за шторма, наверное…

– Попробуй еще раз.

– Конечно… – Кристиан усаживается напротив друга. – Так что произошло?

– Шторм, – отвечает Микаэль. – Это был единственный шанс, я не мог им не воспользоваться.

– Я имею в виду твой лоб.

– В меня попал кусок черепицы… Не больше пятака, но острый как черт… – Микаэль улыбается. – Ты хоть понимаешь, что мы сделали? Теперь все изменится. Независимо от того, что сделают с нами, теперь уже ничего не будет как прежде.