Кристоффер Карлссон - Смерть перед Рождеством

– Зачем ты приехал сюда?

– Я просто понятия не имел, куда податься. Мне нужно было куда-нибудь под крышу, но возвращаться домой я не рискнул. Если они узнают, что это был я… не думаю, что так будет, но как только они об этом узнают… первым делом нагрянут туда… С другой стороны, я не мог оставаться на улице в такой шторм… Ветер сбивает людей с ног, есть жертвы… Я подожду, пока уймется кровь, а потом спрячусь у тебя в кладовке, ты не против? Если что, скажешь, что не знаешь, кто я.

Кристиан поднимается, достает ключи от кладовки, выкладывает на стол. И глубоко вздыхает.

– Ты помнишь, в начале декабря Хебер звонил тебе из телефонной будки?

– Да… черт… – Свежее полотенце уже успело пропитаться кровью. – Когда же, наконец, она уймется?

– Это был я…

– Что?

– Это я рассказал ему все. Он позвонил и спросил, не хотел бы я с ним побеседовать. Я открыл ему все во время интервью.

Микаэль отрывает взгляд от полотенца, переводит на Кристиана. И только тут Кристиан понимает: он доверял ему до последнего момента.

– Что? – переспрашивает Микаэль.

– Это был я, – повторяет Кристиан. – Это я рассказал Хеберу, что ты задумал сделать.

– Ты?

– Я.

– Ты шутишь?

Кристиан чувствует, как на глаза наворачиваются слезы.

– Нет.

Микаэль поднимается. Он делает это слишком резко, поэтому в следующий момент падает на стену и прикрывает глаза.

– Зачем? Зачем ты сделал это?

– Я был вынужден.

– Но… почему… зачем? – Микаэль в изнеможении садится на кровать. – Ты умер, – говорит он. – Ты понимаешь, что теперь умер для меня?

– Да.

– И Хебер умер из-за тебя…

– Я понимаю, – отвечает Кристиан.

– Ведь это ты выкрал для меня нож.

– Но я ведь не знал…

– Ты врешь! – кричит Микаэль. – Не ври мне… Конечно же ты все понимал. Это ведь ты спросил меня про его мобильник, не бросил ли я его в воду. И это ты позаботился о том, чтобы Юнатан навел СЭПО на RAF. Ты сделал не меньше меня. Как ты… а полицейским ты, случайно, не звонил? Насчет меня?

– Нет.

– Нет?

– Нет.

– Если ты лжешь… – продолжает Микаэль, с трудом переводя дыхание. – Я застрелю первого, кто войдет в эту дверь. Ты понял? Я перестреляю их всех, ты этого хочешь?

– Я не звонил им, Микаэль.

Кристиан переводит взгляд на свои руки.

– Смотри на меня!

Кристиан повинуется, хотя это и тяжело… страшно тяжело.

– Я не звонил им.

Все получилось не так, как он рассчитывал. Сейчас Микаэля не должно было быть в этой квартире. Вот что он должен был сейчас сказать.

– Как ты мог?

И в этот момент Микаэль не теряет самообладания. Как и всегда, он знает, что нужно делать.

– Почему ты молчишь?

– Я пытался, но ты меня не слушал.

– Ты пытался? И это все, что ты можешь мне сказать?

Это было так. Сейчас Кристиан понимает, что больше сказать ему и в самом деле нечего.

– Да. – Он поднимается, снова берется за мобильник. – Попробую еще раз разослать сообщения.

Наконец он решается. Лампочка на кухне моргает два или три раза. Кристиан открывает буфет, шарит рукой на верхней полке.

– Вот… Вот он.

Он возвращается в гостиную с мобильником в одной руке и револьвером в другой. С тем самым револьвером, из которого была убита Лиза Сведберг. Неужели и здесь он виноват? Кристиан не знает. Он вообще ничего больше не знает. Помнил одну девушку, подложившую когда-то записку в его школьный шкаф… Вот только как ее звали?

Микаэль вскакивает с кровати, уставившись на револьвер в его руке.

– Кристиан… – Поднимает руки, ладонями вперед.

– Прости, – говорит Кристиан и взводит курок.

Потом засовывает дуло в рот, прижимает его к нёбу.

Снаружи раздается грохот, словно черпица обвалилась под порывом ветра.

Поэтому выстрела почти не слышно.

Ирис открывает дверь – и мы входим в темный подъезд.

Я включаю красный фонарик, но в этот момент срабатывает фотоэлемент. Кристиан Вестерберг живет на пятом этаже, под самым чердаком высотного доходного дома на Ольсхаммарсгатан, 19.

Ирис и Бирк достают табельное оружие.

– Где твой пистолет? – спрашивает меня Ирис.

– У меня его нет, – отвечаю я.

Ее мобильник сигналит получение сообщения, которое Ирис читает, не меняясь в лице.

– Это от Пауля, – сообщает она. – С пострадавшим пока ничего не ясно. Его прооперировали – это всё.

– А где сам Гофман? – спрашивает Бирк.

– Он занимался файлами Вестерберга, сейчас направляется сюда… – Ирис поворачивается ко мне: – Почему у тебя нет табельного ору…

Страшный грохот обрывает фразу на полуслове. Мы дружно вздрагиваем. Сквозь вой ветра и стук обрушившейся черепицы прорывается оглушительный в своей узнаваемости звук, вмиг выбивающий из-под ног почву.

– Выстрел, – слышу я голос Ирис. – Только один… Что бы это значило?

– Вызываем подкрепление, – говорит Бирк.

– У нас нет на это времени. Иди первый. – Ирис поворачивается ко мне: – А ты оставайся здесь.

– Нет.

– Но ты безоружен, Лео, – подхватывает Бирк. – Жди здесь.

– Я иду с вами.

Никто не протестует. Возможно, лишь потому, что на это нет времени.

Мы поднимаемся по лестнице, выставив перед собой пистолеты с опущенными – наискосок – стволами. Где-то на третьем этаже за моей спиной раздается щелчок. Я вздрагиваю и начинаю жалеть, что не внял разумным советам коллег и не остался внизу.

Дверь позади меня открывается. Я оборачиваюсь, встречаю удивленный взгляд молодого человека, тычу ему под нос полицейским удостоверением.

– Тсссс… – прикладываю палец к губам. – Полиция…

– Что?

– Немедленно звони в полицию. Скажи, что на Ольсхаммарсгатан стрельба, пусть вывозут «Скорую». И не высовывайся больше…

Бирк и Ирис идут на шаг впереди меня, я стараюсь не отставать. Я напуган, впервые за долгое время. Дверь за моей спиной закрывается. Надеюсь, парень позвонит в полицию, а не в газету.

И вот мы стоим у подножия последнего пролета. На верхней площадке три двери: справа, слева и прямо перед нами.

– По-моему, его средняя, – говорю я. – Там ведь написано «Вестерберг»?

– Не вижу. – Бирк щурится. – Нужно подойти поближе.

– Да, «Вестерберг», – подтверждает Ирис.

Мы преодолеваем последние метры. Я вжался в стену, смотрю в пол. Вижу крохотную, меньше монеты, каплю крови. Трогаю Бирка за плечо.

Ирис поворачивается бесшумной тенью и становится по одну сторону двери, мы с Бирком – по другую. Свет на лестничной площадке мигает, и мы застываем на месте затаив дыхание. Я чувствую запах туалетной воды Габриэля. В квартире тихо – возможно, потому, что все звуки заглушает «Эдит».

Бирк кивает на дверь, потом смотрит на Ирис. Та кладет ладонь на дверную ручку. Опускает – заперто. Ирис спешно убирает руку.