М Беннетт - Остров

Я решил соорудить гибрид пращи и арбалета. Нашел два прямых коленца бамбука для крестовины, а из более гибкой древесины сделал подобие лука и соединил все это прочными волокнами бамбука, точно так же, как при изготовлении стульев: я сначала смачивал короткие обрывки волокна, и они, засыхая, твердели. Я решил, что мое оружие будет более мощным, а я меньше пострадаю от отдачи при выстреле, если закреплю свой арбалет на земле, так что я собрал кучу камней, прислонил к ним арбалет и принялся устанавливать нужный угол. Я провел расчеты, использовав тот же принцип триангуляции, который уже применял при вычислении долготы. Выяснилось, что стрелять придется почти под прямым углом, чтобы нацелиться в зеленые гонады, а значит, нужно было рассчитывать и вес груза, иначе мой снаряд достиг бы верхней точки параболы, так и не долетев до цели.

Я не хотел стрелять по самим кокосам: вдруг они, как мне и мечталось, наполнены лимонадом со вкусом «Баунти», не хотелось бы опрометчиво разбить сосуд. Я целился в жесткие волосистые стебли, которыми гонады соединялись с деревом: если стрела многократно пронзит стебель, тот растреплется и порвется. А поскольку я также опасался, что кокос может расколоться при ударе о землю, я собрал побольше той коры, что отставала от деревьев, и настелил на земле там, где, по моим ожиданиям, должен был упасть кокос, если у меня все получится. Да! Я непременно должен был добыть одного из этих красавцев.

Для тетивы арбалета я мог выбрать одну из четырех струн от скрипки. Эти струны делали меня королем рыбалки точно так же, как стекла от моих очков делали меня королем огня. Я вытащил струны и внимательно их осмотрел. К тетиве требования совсем не те, что к леске: для рыбалки мы выбирали самую тоненькую, почти невидимую в воде, чтобы обмануть рыбу. А теперь понадобилась самая толстая и прочная — соль. Я привязал ее к «луку», натянул как можно туже. Все утро я затачивал самые острые камни, какие мне удалось найти. Оселком мне служил камень покрупнее. Получились довольно грозного вида снаряды.

И я приступил к делу.

Первые выстрелы, само собой, пришлись в «молоко». На исходе утра я был близок к отчаянию. Мне казалось, раньше я случайно убью пролетающего мимо попугая, чем, прицелившись, собью чертов орех. Но я и не думал сдаваться. Уселся поудобнее и снова проверил расчеты, пустив в дело всю фигню про углы и траектории, которую мне пришлось разбирать к экзаменам, — вот уж это, думал, никогда в жизни не понадобится. После второй серии попыток я приблизился к своей цели — пара снарядов даже поцарапала сами кокосы, — но стебель никак не перерубался.

Возвращаясь в лагерь, я всегда останавливался под деревьями на краю леса и наблюдал за ребятами, не сразу давая о себе знать. В основном члены клуба «Завтрак» что-то улучшали в Бикини-Боттом или отдыхали у моря, но Себа я всегда заставал на той самой облюбованной им пальме, где-то на полдороге к вершине, а снизу его подначивал Гил. Моим запретом оба пренебрегли. Себ явно был счастлив: нашел себе применение на острове. Его фантастические мышцы, так долго остававшиеся без употребления, вновь тренировались и припоминали свое предназначение. Я видел, как они трудятся, напрягаются и с каждым днем все рельефнее прописываются на загорелых конечностях и на торсе. Он, кажется, и в росте увеличился — настоящий великан.

Гил с обожанием следил за тем, как Себ карабкается — с каждым разом все выше, с каждым разом все ближе. Когда я выходил, умышленно с шумом разгребая подлесок, Себ поспешно съезжал вниз по гладкому стволу и делал вид, будто просто развлекался тут с Гилом.

Так продолжалось много дней. Я час за часом обстреливал стебли, и в итоге один из них начал поддаваться. Да, я догадывался, что Джун — и не только она — могут похвастать лучшей, чем у меня, координацией, они же все будущие чемпионы Уимблдона и крикетисты от бога и так далее. Но и тут у меня имелось преимущество: сотни и сотни часов, проведенных в стрелялках. «Овервотч», где я ловко расстреливал плохих парней, — вот моя подготовка, и она окупилась: оказалось, у меня довольно-таки меткий глаз. Если бы в Осни проводили соревнования по стрельбе из лука или снайперской винтовки, я бы мог отвоевать себе какое-никакое уважение. Я идеально выставил угол для стрельбы, но, разумеется, все камни были разного размера и разной формы, и это мешало. Тогда я решил после выстрела подбирать свой снаряд и его использовать повторно. Это отнимало время, само собой, потому что порой снаряд улетал в подлесок, и я пять, а то и десять минут проводил в поисках.

Наверное, это длилось бы вечность, я бы стрелял и стрелял и следил, как стебель постепенно истончается до нитки, но орех все не падает, однако наступил день, когда Себ на моих глазах забрался так высоко, что почти коснулся пальцами облюбованного лакированно-зеленого кокоса, прежде чем земное притяжение одолело чемпиона чемпионов, и тот, задыхаясь, отпыхиваясь, с багровым лицом сполз вниз по гладкому стволу.

Я понял: сегодня или никогда. Гонка перешла в решающую фазу. На этот раз я вернулся на поляну и после того, как разжег костер, оставил всех сидеть у огня. Я трудился весь вечер, свет угасал. Я начал вслух разговаривать с самим собой. «Я Давид, я Давид», — твердил я, словно мантру. Из лагеря доносился запах жареной рыбы, брюхо урчало, но я заглушал его жалобу: «Я Давид, я Давид». Стемнело настолько, что я почти ничего не видел, кусочки неба в просветах между деревьями окрасились розовым золотом. Но я не сдавался. Словно инстинкт заставлял меня вновь и вновь подбирать камень и запускать его снова. Стебель, на котором держался кокос, почти совсем перетерся, при каждом попадании этот гладкий зеленый шар отчаянно раскачивался. Те же ночные твари, которые таились в тенях горы Монте-Кристо, пробудились и следили за мной из темноты сверкающими, словно драгоценные камни, глазами, но я их не боялся. Они станут свидетелями моего торжества, толпой зрителей, приветствующих тот миг, когда я завоюю олимпийское золото.

Наконец я понял, что пора остановиться. Я уже толком и собственную руку разглядеть не мог. Почти не глядя, я выпустил последний снаряд и повернулся, чтобы идти обратно в лагерь.

Страшный грохот раздался у меня за спиной. Я снова чуть из собственной шкуры не выпрыгнул. Подумал — это чертов полярный медведь пришел-таки за мной. Хотелось бежать без оглядки, но я заставил себя обернуться, — и вот он, на мягкой подстилке из коры, которую я так заботливо ему приготовил, лежит и переливается в последних лучах солнца, точно сокровища из пиратского сундука, блестящий зеленый шар.

Победа! Я опустился на колени, словно перед святыней, и погладил шар рукой. Такой гладкий, холодный и как будто не из этого мира. Я мог взять свой острый камень и прямо на месте разбить кокос, но у меня были на него другие планы. Очень бережно я поднял его с земли.