Чеви Стивенс - Никогда тебя не отпущу

– Ты важна для меня. Будь осторожна, хорошо? Скажи мне, если увидишь его.

– Я даже не знаю, как он сейчас выглядит. – Моя настойчивость вывела ее из себя, и я надеялась, что она права и моя тревога напрасна.

Теперь я знаю: Эндрю просто затаился.

Я беру подушку с дивана и ложусь рядом с ней:

– Как твоя прогулка?

– Все отлично. – Она смотрит на меня. – Как твоя работа? Спина снова болит?

– Я приняла ибупрофен.

– Тебе бы на йогу. Должно помочь.

Иногда она набирает для меня ванну или делает массаж ног с лавандовым маслом, ворча, что мне нужно сменить работу. Она не понимает, что я получаю удовольствие от уборки. Мой мозг парит, пока я чищу, мою, расставляю все по местам. Все успокаивается во мне, и я чувствую удовлетворение и блаженство, даже гордость, когда закрываю за собой дверь клиента. Это здорово, что у меня свой собственный бизнес, что я независима и могу обеспечить себя и свою дочь.

Я пыталась объяснить Софи, что уборка для меня то же самое, что для нее искусство, но она лишь отвечала:

– И что ты собираешься делать, когда состаришься? Ты должна подумать о пенсии, мама.

А я говорила ей, что она и есть мой план выхода на пенсию, на что она просто улыбалась и крепко меня обнимала. Может, кто-то и скажет, что наши жизни слишком переплетены, настолько смешались, что между ними стерлись границы, ну и черт с ними. Это мое дело.

– Я должна кое-что тебе сказать, – заявляю я.

Нам не раз приходилось говорить серьезно, чаще, чем положено ребенку, но я не знаю, с чего начать этот разговор.

Она косится на меня:

– Ты порвала с Грегом?

– Что? Нет.

Я замечаю, что она беспокоится по этому поводу, и понимаю, что в другой раз нужно будет поговорить еще и об этом. Он явно ей нравится, но у нас с Грегом свободные отношения. Надеюсь, она не слишком привязалась к нему.

– Сегодня кое-что произошло, – говорю я.

Теперь Софи вся внимание.

– Что?

– Мне пришлось вызвать полицию, потому что кто-то забрался в дом миссис Карлсон, но это не похоже на ограбление. – Я перевожу дыхание. – Я вполне уверена, что это твой отец.

Она выглядит шокированной. Перо выпадает из ее руки.

– Зачем он приехал сюда? – Наши глаза встречаются, и я вижу, как она начинает понимать. – Ты полагаешь, что он хотел расправиться с тобой?

– Я не знаю, чего он хотел. – «Да. Да, я знаю». – Ты ничего необычного не замечала сегодня? Какую-нибудь машину, проезжавшую мимо нашего дома или припаркованную рядом?

Она пожала плечами.

– Все как всегда. – Она пристально смотрит вниз, на свой рисунок, отмечая все чернильные кляксы, отпечатки пальцев.

«Как всегда». Какое простое выражение, которого больше не будет в нашей жизни! Я встаю и смотрю в окно, выходящее на улицу, останавливаю взгляд на тенях под кленом. Поворачиваюсь и на миг замираю, чтобы успокоиться, глядя на нашу уютную гостиную: продавленный диванчик мы купили с рук и накрыли пестрым пледом; журнальный столик смастерили из прибившейся к берегу коряги, которую притащили домой с пляжа; картины и предметы декора мы подыскиваем в букинистических магазинах, причем наш выбор основывается исключительно на том, сможет ли поделка вызвать у нас улыбку, – яркий букет из бумажных цветов или стайка взъерошенных сов, сидящих на заснеженной ветке.

После того как мы с Софи сбежали, мы целый год скрывались, прежде чем дело Эндрю дошло до суда. Мы жили в дешевых гостиницах по всей Британской Колумбии [8] Британская Колумбия – провинция на западе Канады. на деньги, которые я занимала у Криса или добывала мелкими нелегальными заработками. Я не могла рисковать, чтобы он не нашел нас, пока находился под залогом. Мы даже несколько недель жили на границе Альберты [9] Альберта – одна из десяти провинций Канады. . Мне хотелось кричать всякий раз, когда Софи собирала свой маленький чемоданчик и спрашивала: «Мы снова переезжаем?»

Но еще тоскливей стало тогда, когда она перестала спрашивать и молча упаковывала свои вещи.

После того как Эндрю наконец вынесли приговор, паромом из Хорсшу-Бэй мы добрались до Догвуд-Бэй, сплоченной общины, обосновавшейся на холме с видом на океан. Я влюбилась в эти причудливые магазинчики и пабы в центре городка, откуда можно видеть темную синь океана и горы, раскинувшиеся на километрах побережья, чувствовать соленый привкус влаги в воздухе, а потом заказать краба, которого вытаскивают при тебе из воды, и смотреть, как садятся гидропланы, вздымая за собой пену.

Нам с Софи нужен был дом поближе к океану, причем недалеко от места жительства моей семьи. Единственный способ добраться до Догвуд-Бэй с материка – гидроплан или полуторачасовая паромная переправа. Мне казалось, что здесь мы будем счастливы. Что мы будем здесь в безопасности.

Я снова сажусь к Софи на пол. Она рисует, на лице ее спокойствие. Она, как и Эндрю, имеет привычку порой скрываться с глаз и часами не показываться. Отличие лишь в том, что она снова появляется, пританцовывая, с дружескими объятиями или расспросами, моргая, как будто выбралась из темной пещеры, и удивляясь, куда делось время.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

– Папа… В ночь аварии. Ты правда думаешь, что он мог убить тебя, если бы нашел нас? – Она поворачивается, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Да, скорее всего, он бы попытался.

– Но почему же он сейчас хочет причинить тебе боль? Ты говорила, что он перестал пить. Он не трогал тебя, когда был трезв.

Мне казалось, что я правильно поступала, делясь с ней всеми подробностями жизни с Эндрю, но сейчас я глубоко об этом сожалею.

– Он не причинял мне физического вреда, когда был трезв, и да, это сложно понять, милая, но такое чувство, что пьянство было просто оправданием для него. Даже на трезвую голову он был ревнивым и жестоким, он угрожал расправиться со мной, если я когда-нибудь его оставлю. Я боялась его.

Я помню, как было сложно объяснить ей, что ее отец, будучи пьяным, попал в аварию, что погиб человек и что он сядет в тюрьму. Она все равно обращалась с просьбами навестить его, и не важно, сколько раз я повторяла, что тюрьма – это не самое безопасное место для девочки. Я ее очень хорошо ограждала от его пьянства, его ярости. Она знала его лишь как любящего отца и скучала по нему. В конце концов я сказала, что она может писать ему письма и рисовать что-нибудь для него, но он получит все это только после освобождения.

Когда она достаточно повзрослела, я больше рассказала ей о нашем браке, о том, каким ревнивым и властным был Эндрю, сколько шансов я ему дала, сколько он пил, каким был неистовым и как он чуть не убил меня. Вот почему побег оказался единственным выходом – ведь я была в ужасе. Она перестала спрашивать о нем. Однажды, когда я перебирала одежду в ее шкафу, я нашла коробку с ее письмами под задней стенкой. Меня едва не стошнило от облегчения, которое я испытала от этого.