Чеви Стивенс - Никогда тебя не отпущу

«Мне просто хочется узнать, какой он», – напоминаю я себе. Я имею право знать своего отца. И внезапно я испытываю приступ злости на маму. Если бы она разрешала мне навещать его в тюрьме, мне не пришлось бы все делать сейчас украдкой. Да, она пыталась защитить меня, когда я была ребенком, но сейчас я стала старше. Я сама могу судить о людях.

– Может, чай или кофе? – Он вертит в руках чашку, и я вспоминаю, как он делал мне горячий шоколад после того, как мы играли в снежки, потом вращал чашку так, что зефирки кружились в водовороте, и говорил, что это на удачу. Я совсем забыла об этом.

– Горячий шоколад, – говорю я. – Хочу горячего шоколада.

Мы пьем не спеша. На улице льет дождь, и люди то и дело забегают в кафе, их одежда блестит влагой, они встряхивают мокрыми волосами, издавая смешки, характерные для тех, кому удалось чего-то избежать. Я думаю о маме и о том, стало ли ей лучше. Жаль, что ей сегодня нужно работать. Я знаю: она все еще расстроена тем, что произошло у миссис Карлсон. Мне хотелось рассказать ей, что это не мог быть папа – он работал на выходных.

Еще я думаю о том, что взять ей в кафе, – может, суп и свежевыпеченную булочку или куриную сосиску в тесте со специями, но она ведь пристанет с расспросами, мне придется лгать, с кем я там была и чем занималась, и я могу где-то облажаться.

Он говорит о своей работе. Он работает бригадиром в строительной компании, то есть может вернуться в свое русло и снова заняться собственным делом. Похоже, он подбирает слова так, чтобы выглядеть жизнерадостным и позитивным, но мне кажется, что он не любит своего босса.

– Я рано закончил. Не хотел опоздать. – Он указывает на свой кофе. – Уже две чашки выпил. – Я изучаю его лицо. Выглядит честным, даже немного застенчивым. – Как мама?

– Не думаю, что нам следует говорить о ней.

Он никогда не спрашивал о ней ни по телефону, ни в письмах, и я была этому рада. Теперь мне стало не по себе. Я снова смотрю на его кольцо. Похоже, что он все еще носит обручальное. Мама ненавидела это.

Он замечает мой взгляд и прикасается к кольцу.

– Знаю, что все испортил, – говорит он, – но это не значит, что я перестал любить ее.

– Она счастлива.

Отец делает паузу, и я думаю о маме, задаюсь вопросом: а что, если бы я рассказала ему правду? Мне кажется, что ей хорошо с Грегом, – он действительно славный малый, с чувством юмора, всегда поддразнивает маму из-за того, что она выкладывает губки на раковине в соответствии с их цветом. Он всегда всем доволен. А кто бы не был, если бы почти круглый год ходил на работу в шортах? Но она почти ничего о нем не говорит. Может, потому, что и рассказывать особенно нечего. Он просто Грег.

– Я рад, что она счастлива, – произносит отец. – Она встречается с кем-нибудь?

– Отец… – Я замолкаю; это слово звучит как-то незнакомо и странно.

– Ты не обязана меня так называть, – говорит он. – Ты можешь звать меня Эндрю.

– Эндрю. – Это кажется еще более странным, но я не знаю, что сказать. Может, вообще никак его не называть?

– Наверное, у нее есть парень. Она слишком красива, чтобы оставаться в одиночестве.

Он улыбается, как будто в шутку задал этот вопрос, как будто это что-то неважное, но в кофейне становится слишком людно, голоса звучат слишком громко, а от шоколада меня уже тошнит.

– Нет, – отвечаю я. – Она ни с кем не встречается.

Я не хочу развивать эту тему. Я же сказала ему, что не хочу говорить о ней, но такое ощущение, что он даже не слышал меня.

– Жаль. Я так надеялся, что она найдет кого-то, кто осчастливит ее. – Он выглядит искренним, но я не понимаю выражения его лица. Я не знаю этого человека .

– Как твои дела в обществе «Анонимных алкоголиков»?

– Нормально. – Он кивает. – У меня есть поручитель.

– Ты будешь ходить на все собрания?

– Ты говоришь, как мой адвокат.

Он улыбается, но у меня снова появляется туман в голове, снова я нервничаю из-за того, что расстраиваю его. Это потому, что я сочувствую маме? Думаю, как сказать ему, что мне пора идти, но мне также хочется остаться. Посидеть в кафе со своим отцом. Словно я – обычный ребенок.

– Ты не обязан развлекать меня, – говорю я. – Просто я не знаю, о чем вести беседу.

– Я тоже, – кивает он. – Давай начнем сначала.

– Ладно.

– Я кое-что принес тебе.

Он наклоняется к своей сумке, стоящей у его ног, достает оттуда длинную прямоугольную коробку и протягивает ее мне через стол. Я узнаю эту упаковку. Цветные карандаши «Призмаколор Премьер». Я долго рассматривала их в художественном салоне, но купила себе более дешевые. Сто пятьдесят оттенков. Откуда он узнал, что я о них грезила?

– Спасибо. Круто.

Мне казалось, я должна сказать что-то еще, но я не могла подобрать слова, не могла объяснить, как ужасно мне хочется начать рисовать ими прямо сейчас, как водоворот всех этих цветов захватывает мой разум. Мне хочется разложить их всех на полу и прикоснуться к каждому.

– Альбом у тебя с собой?

– Ага.

– Я могу посмотреть, над чем ты работаешь?

Достаю альбом из рюкзака и передаю ему. Мое лицо горит, когда он начинает листать страницы и комментировать рисунки. Вот черт, как же мне нравится этот момент, нравится выражение гордости на его лице! Сколько же всего хочется показать ему! Сейчас я осознаю, что некоторые из них я рисовала именно для него, даже не подозревая об этом. «Ладно, – думаю я. – Мама поймет».

Июнь 2004 г.

Он был дома. Его обувь лежала у входной двери, на полу остались грязные следы, комья земли разбросаны по всей прихожей. Розовые кроссовки Софи оказались под его ботинками. Я вытащила их. Он был пьян, даже больше обычного, едва смотрел на меня, когда ввалился в дом и упал на диван.

Я смотрела на него, наблюдая, как при храпе приоткрывается его рот. Одну руку он закинул за голову. Волосы снова стали длинными, они падали ему на глаза, точно так же, как в день нашего знакомства. Шла только первая неделя июня, а у него уже загорела шея, бицепсы, которые я так любила гладить, и те места, где задиралась рубашка. Другая его рука лежала на животе. Если бы я ее подняла, она шлепнулась бы обратно. Он чем-то испачкал рубашку, может, кетчупом или соусом от пиццы или спагетти. Я посмотрела на пятна. Придется воспользоваться пятновыводителем.

У мамы всегда хранились запасы моющих средств в ванной. Она щедро заливала ими рубашки отца, мои платья, когда я была маленькой грязнулей. Мама говорила, что одной только стирки вещей моего брата хватало, чтобы держать компании по производству моющих средств на плаву; они должны присылать ей бесплатно пробники своего товара. Они с отцом в январе ездили отдыхать, вернулись загорелые и счастливые. Месяцы неслись один за другим. Софи было уже почти пять с половиной. Она сама вставала по утрам, сама справлялась со своей кашей и смотрела мультики. Она увидит его таким.