Чеви Стивенс - Никогда тебя не отпущу

– Конечно.

Я подвигаю к себе ее тарелку и набираю в ложку салат, хотя я уже тоже не голодна. Я все испортила, окончательно и бесповоротно. Слышу звон и понимаю, что она оставила свой телефон на столе. С минуту смотрю на него, потом подвигаю его к себе и читаю сообщение.

«Не могу перестать думать о тебе. Твое тело, твои губы…»

Меня бросает в жар. Я отталкиваю телефон как раз тогда, когда Софи возвращается на кухню и забирает его. Она бросает взгляд на меня, а я смотрю в тарелку.

Мне следует быть счастливой. В мой день рождения мама повела меня в пиццерию, подарила мне красивое серебряное ожерелье с медальончиком в виде снежинки и не пробуждала во мне неловких чувств из-за того, что я хотела провести остаток вечера в компании друзей, хотя продолжала думать об отце.

Патологоанатом установил, что смерть произошла в результате несчастного случая. Он умер от перелома шеи. Мама говорит, что это произошло очень быстро. Но я так и представляю его падающим, как он пытался уцепиться хоть за что-нибудь. По вопросам копов я догадалась, что они подозревали, будто его кто-то толкнул, но, полагаю, что в конце концов они ничего необычного не нашли.

Я не знаю, что со мной происходит в последнее время. Когда я пытаюсь рисовать, я не могу увлечься этим, и я провалила тест по химии на этой неделе. Все словно вылетело из головы. Моей маме звонил адвокат, занимавшийся делами отца, и я получу его деньги, когда мне исполнится двадцать пять лет, их хватит на мое обучение. Отец и маме оставил деньги, но она отказалась их взять и попросила, чтобы наследство передали мне. Я даже не знаю, нужны ли мне деньги. Я не говорила об этом ни Джареду, ни Делейни. Сейчас я могу поступить в любое учебное заведение, в какое только пожелаю.

Я велела ему исчезнуть. И это меня более всего тяготит.

Джаред передает мне еще один стакан. Я не знаю, сколько я уже выпила. Мы также курили травку паровозиком. Комната плывет, вертится, грохочет ритм музыки, и сейчас мне кажется, будто ничто не имеет значения. Я должна взять эти деньги. Я куплю машину, дом и буду развлекаться с друзьями. Почему бы не повеселиться?

Я хихикаю, хотя не могу вспомнить, кто пошутил. Делейни целуется с Мэтью на другом диване. Джаред держит меня за руку.

– Ну, давай, пошли, – говорит он.

Я иду за ним в его спальню, смеясь от того, как я натыкаюсь то на его спину, то на стены.

Падаю на кровать и чувствую, как прогибается матрас, когда он ложится рядом со мной. Мне становится нехорошо. Я сажусь, чтобы немного продышаться. Он смахивает волосы с моего лица, гладит меня по щекам. Я поворачиваюсь к нему лицом, и его губы впиваются в мои. Я чувствую вкус рома и еще чего-то горького. Оказывается, я держу бутылку в руках. Я пью прямо из нее, а он смеется. Я чувствую силу, храбрость и тоже смеюсь. Я могу быть такой девушкой. Я могу быть дикой, безрассудной девчонкой.

Одежда сброшена, но я толком и не помню, как это произошло. Я совсем голая и, наверное, должна испытывать стыд, но я его совсем не чувствую. Я храбрая! Я лечу. Я без сознания. Он перекатывается на меня, и его рука тянется за чем-то в ящик тумбочки. Ага. Презерватив. Я смеюсь: как все это забавно! Похоже, я собираюсь лишиться девственности. В свой день рождения!

Прошло два дня после похорон отца. Теперь мне совсем не хочется смеяться. Мне тревожно, я вся горю и не могу избавиться от мыслей об отце. Зачем он приходил в наш дом?

Джаред лежит на мне, покусывая мою шею, его руки – на моих бедрах. Он думает, что мы займемся сексом. Я не говорила, что не хочу этого. Но я и не говорила, что хочу.

Я не знаю, чего хочу. Пытаюсь что-то сказать, но мой рот закрыт его губами, и мне тяжело дышать. Я не могу пошевелить конечностями, я вся ватная, и единственное, чего я желаю, – это закрыть глаза, спать, слушать музыку и ни о чем не думать. Он останавливается и шепчет:

– Ты действительно этого хочешь?

Пусть он замолчит. Пусть звучит музыка. Я толкаю его вниз. Потом он раздвигает мне ноги, я испытываю боль, жжение, я визжу, пытаясь спрятаться от боли, но не могу шелохнуться. А он, пыхтя, нашептывает мне в уши, что любит меня, и слезы текут из моих глаз.

Когда все заканчивается, мы продолжаем лежать в темноте. Его кожа липкая на ощупь, он устроился возле меня, целует мне плечи, шею, гладит меня по волосам.

– Ты в порядке? – шепчет он.

Я киваю, потому что не могу говорить. Все кончено. У нас только что был секс. Наверное, я хотела этого, но я не помню. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох. Мне просто нужно выспаться. Тело такое тяжелое. Я отпускаю себя и погружаюсь в темноту. Я исчезаю.

Открываю глаза, перекатываюсь на бок, и комната начинает кружиться. Мне кажется, что меня тошнит, и я прижимаю ладонь ко рту, сдерживая желчь. Джаред спит рядом со мной, укрытый простыней до пояса. У него белая костлявая грудь. Во сне его рот приоткрыт, и он уже не кажется мне красивым. Я осматриваю комнату. Полупустая бутылка рома стоит на комоде. Моя одежда лежит у кровати. Обертка от презерватива – на ночном столике. Я отворачиваюсь.

Делейни. Она на машине. Сейчас она, наверное, в гостиной. Нам нужно убраться отсюда. Я вытягиваюсь на кровати, чтобы подтащить к себе одежду, нахожу в кармане телефон.

Пять пропущенных звонков от мамы. Время – половина четвертого.

Я одеваюсь, замирая всякий раз, когда комната начинает вращаться перед глазами, нахожу ванную, врезаюсь в темноте в двери. Нужно держаться за поверхность, чтобы остаться на плаву. Включаю воду. Губы у меня распухли, в промежности саднит. Я вздрагиваю, прижимая прохладную ткань к коже.

На цыпочках выхожу из комнаты, иду дальше по коридору в гостиную. Стены несутся на меня, капельки пота проступают над верхней губой. Я опираюсь о стену, закрываю глаза и с минуту жду. В гостиной пусто. Только стаканы остались на столе.

Я оглядываюсь в замешательстве. Может, она в одной из комнат с Мэтью? Не знаю. Не знаю, как я доберусь домой. Сажусь на диван. Не разбудить ли Джареда?

Фрагментами возвращаются картины этой ночи, но я многого не могу вспомнить. Я боюсь того, что могла сказать, сделать.

Я вижу, как его лицо нависает над моим, вспоминаю его влажные губы и чувствую, как мышцы живота сокращаются. Потом я вспоминаю, как он что-то говорил. Напрягаю память, пытаясь сфокусироваться на этом моменте.

«Я бы все сделал для тебя». Именно это он и сказал. Что это может значить? Не знаю.

На улице холодно. Я оделась с учетом того, что буду ехать в теплой машине, а не идти пешком, хотя чистый воздух мне нравится. Мне хочется кататься по снегу, как в детстве, и лепить снеговиков, но потом я вспоминаю, что этим мы занимались с отцом, и слезы наворачиваются на глаза. Подъездная аллея скользкая, лед хрустит подо мной, а идти далеко. Машины Делейни здесь нет. Она уехала без меня, и я думаю: может, мы поссорились, может, она пыталась вытащить меня раньше? Может быть, я даже кричала на нее, но у меня все перепуталось в голове. Мне противно от этого мысленного беспорядка.