Тара Бертон - Украденное лицо

Корделия целыми днями занимается и посылает сообщения Лавинии, которая редко на них отвечает.

– Вам не надо волноваться, – говорит Корделия за три дня до Рождества. – В том смысле, чтобы оставлять меня одну. Я не пью, не принимаю наркотики, я вообще ничего не делаю. Так можете ехать домой, если хотите. А я останусь и дождусь Винни. Домой я не собираюсь.

– Почему это?

Посреди гостиной зияет огромное пространство на том месте, где когда-то стоял дорожный кофр.

– Почему ты не собираешься домой?

– Мне не очень нравятся мои родители, – простодушно отвечает Корделия.

– Ну, мне мои родители тоже не очень-то нравятся, – замечает Луиза.

– А почему?

Луиза пожимает плечами:

– По-моему, я им не очень нравлюсь.

Она говорит это как будто в шутку.

– А почему вы не нравитесь родителям?

Еще когда Луиза ходила на психотерапию (у нее закончились деньги, и к тому же она не очень верила психотерапевту), она потратила массу времени, изобретая мантры вроде «люди по-разному выражают любовь», «озабоченность иногда может превратиться в критику» и «отпускать детей в большой мир – процесс сложный», но теперь, думая об этом, она находит, что полная чушь.

– Я не в полную силу стараюсь, – отвечает Луиза.

– Вот и мама мне говорит то же самое. Но я ей нравлюсь. – Корделия закидывает ноги на диван. – Вот поэтому-то она мне не нравится. Она любит меня больше, чем Винни – и это несправедливо. Надо всех любить одинаково. – Она подмигивает. – Только это и есть по-христиански.

– А ты и вправду верующий человек?

Корделия поигрывает кисточками на подушке.

– Вначале, – отвечает она, – мне, наверное, просто нравилось злить Винни. Когда она ударилась в жуткое язычество, я все время ей твердила, что стану молиться за ее душу. – Она задумывается. – Но теперь, по-моему, я верю. – Она подпирает рукой щеку. – Чем больше я читаю, – заключает Корделия, – тем больше мне становится ясно одно. Если Бог не существует, то этот мир был бы слишком ужасен для слов.

– Вы только посмотрите!

Она показывает Луизе телефон.

Лавиния у Большого каньона. Ее тень сливается со скалами.

– Лулу, а вы когда-нибудь были в Большом каньоне?

– Нет.

– Я тоже. – Корделия увеличивает фотографию. – Я не очень люблю путешествовать. Вы знаете, что до этой недели я ни разу не ослушалась родителей? Я хорошая дочь, знаете ли. Глядите, разве не прелесть?

– Просто чудо.

– Я все время твержу Винни – нехорошо быть такой легкомысленной. Ей надо вернуться в университет. Она об этом пожалеет, когда станет старше, если не вернется. Вот только, Лулу? – Она делает глубокий вдох. – Сколько нужно времени, чтобы на машине доехать до Большого каньона?

– Пять дней (Луиза это «погуглила»). А что?

– Вы не думаете…

– Нет.

– Мы могли бы взять машину напрокат! Отправиться туда и сделать ей сюрприз! Или на самолете полететь… Если полетим, то к Рождеству будем там!

Луиза впивается глазами в фотографию, чтобы ей не пришлось смотреть в глаза Корделии.

– Нет, нельзя, – отвечает она.

– А почему? Винни всегда делает безумные и сумасбродные вещи, а нам почему нельзя? И поглядите – там такая красота!

– Потому что она там с друзьями, Корделия.

– И что? Винни любит меня больше всех своих друзей, простите, Луиза, но это правда – так что она всегда захочет там меня видеть! Она так обрадуется , увидев нас обеих!

Луиза закрывает глаза.

– Нельзя.

– Почему?

– Потому.

– Почему это – потому?!

– Потому что она не хочет тебя там видеть!

У Корделии такое лицо, словно Луиза ее ударила.

Корделия молчит.

Кладет руки на колени. Сцепляет пальцы. Несколько секунд сидит очень тихо.

– Слушайте, Лулу?

– Что?

– Хотите купить рождественскую елку?

На свое первое и единственное Рождество в Нью-Йорке Виргил с Луизой купили одно из комнатных хвойных растений в горшке, которое можно держать на кухонном столе, потому в квартирке они могли поставить его только там, поскольку для чего-то побольше просто не было места. Вот только они все время спорили, кто будет за ним ухаживать, и деревце погибло, и никто из них этого не заметил, хотя оно должно быть вечнозеленым. И это, сказал Виргил, доказывает, что Луиза никогда не будет матерью.

Корделия и Луиза отправляются в заведение на углу Семьдесят девятой улицы и Третьей авеню.

Перед самым Рождеством цены взлетают до небес, но Луиза все-таки платит сто долларов из остающихся у нее примерно восьмисот.

Луиза предлагает заплатить за доставку, но Корделия упирается, что дерево тебе не досталось, если ты его хотя бы не притащишь домой руками, так что они вдвоем волокут его до самой квартиры Лавинии.

Целый день они наряжают елку. Игрушек у них нет, так что они украшают ее всякой всячиной из ящиков Лавинии: картами таро, кусочками хрусталя, павлиньими перьями, эротическими статуэтками.

– Полагаю, что это все-таки не святотатство , – замечает Корделия. – Рождественские елки – все равно языческие штучки.

Корделия кладет под елку подарок для Лавинии.

– Хочу, чтобы он дождался, пока она вернется, – говорит Корделия.

В тот вечер, после того как они ложатся спать, Корделия звонит Лавинии.

Звонит ей четыре или пять раз, а Луиза сворачивается в постели калачиком и смотрит, как экран телефона гаснет, аппарат переключается на голосовую почту, она не трогает его и тоже ничего не говорит.

Корделия оставляет массу голосовых сообщений: пожалуйста-возьми-трубку-пожалуйста-возьми-трубку-пожалуйста-возьми-трубку .

Луиза слышит эти слова через стену своей спальни.

На шестой звонок Лавиния отвечает.

Луиза карабкается по пожарной лестнице. Залезает на крышу.

– В чем дело, дорогая? Катастрофа случилась?

От всего этого Луизу трясет, хотя это она проделывает очень долго.

– Винни!

Голос у Корделии дрожит.

– Винни! Я уже несколько дней пытаюсь до тебя дозвониться!

– Дорогая, скажи мне, что ты уже не в Нью-Йорке. Прости меня, Корди… Ты правильно на меня злишься, правильно. Просто Нерисса хочет добраться до самого Биг Сура, и мне вправду, действительно кажется, что мы сможем…

– Ты мне нужна!

Луиза слышит Корделию через три этажа.

– Корди, пожалуйста, будь благоразумна…

– Возвращайся домой , ладно?

– Прости, дорогая, знаешь, мне бы очень хотелось, но…

– Прошу тебя!

– Прости, прости. Слушай, Корди… Остальные вернулись…

– Пожалуйста!

– Мне надо идти.

Луиза сбрасывает вызов.

Она тихонечко спускается вниз. Тихонечко протискивается обратно через окно.

Тихонечко ложится в постель.

Она слышит, как Корделия тихо плачет в соседней комнате.

Корделия не говорит Луизе об этом разговоре.