Сабина Тислер - Похититель детей

Когда Беньямин, как всегда, в семь пятнадцать зашел в кухню, мать как раз готовила ему бутерброды в школу. Она была бледной и усталой. Ее длинные волосы не были расчесаны и падали на плечи, она не заколола их, тем не менее Беньямину она казалась прекрасной.

— Папа Дома? — спросил Беньямин.

— Да.

— А когда он пришел?

— В три. Какао хочешь?

Беньямин кивнул.

— А сейчас ты рада? — спросил он мать.

— У меня легче на душе. Конечно.

Беньямин расслабился. Значит, все в порядке. Сегодня после обеда он поговорит с отцом.

— Он сегодня пойдет на работу?

— Нет, — сказала Марианна, — у него выходной, и он проспится. А сейчас поторопись, уже почти половина восьмого.

Беньямин не спешил. Он знал, что не может опоздать, потому что вообще не пойдет в школу, но этого нельзя было показывать. Поэтому он, как обычно, проглотил бутерброд с повидлом и запил его какао. Потом он взял портфель, в который на всякий случай уложил «Браво» и обе тетрадки для классных работ, завернул школьные бутерброды, чмокнул мать на прощание в щеку, на ходу сдернул куртку с вешалки в коридоре и помчался вниз по лестнице.

Марианна Вагнер поднялась с инвалидного кресла и встала у окна. Ноги позволяли ей какое-то время постоять, и она наслаждалась этим моментом. «У меня прекрасный сын, — думала она, — а проблемы со школой мы решим. Вместе мы с этим справимся».

Она увидела, как он вышел из дому и не сколько пошел, сколько вприпрыжку побежал по улице. «Это не ребенок, а подарок, — сказала она себе, — тем более что у меня уже не будет другого».

У нее стало совсем легко на душе, и она помахала ему вслед рукой, хотя он, конечно, не мог этого видеть. Потом она подумала, есть ли в доме все необходимое, чтобы приготовить сыну его любимое блюдо. Мясной рулет и много коричневого соуса. И с крученой лапшой.

Небольшой пакетик с фаршем нашелся в морозильной камере над холодильником, яйца тоже были, а сухие булочки и панировочные сухари у нее всегда хранились про запас в кухонном шкафу. То, что она в состоянии претворить свою идею в жизнь, вызвало чувство эйфории. Впервые за долгое время она радовалась предстоящему совместному обеду, потому что Петер тоже будет в нем участвовать. Она медленно начала убирать в кухне, концентрируясь на каждом шаге и на каждом движении руки. Но и это удавалось ей сегодня легче, чем обычно.

Затем она налила себе чашку свежего горячего кофе, снова села в инвалидное кресло и включила радио. «Morning has broken», — пел Кэт Стивенс. Это была песня ее молодости, и она принялась тихонько подпевать. Дождь на улице усилился.

До универмага «Карштадт» было уже недалеко. Беньямин ускорил шаг. Такой школьный день тянется ужасно долго, если не знаешь, чем заняться и куда деться. У его приятеля Анди была, по крайней мере, бабушка, к которой он мог прийти в любое время. Анди два раза просидел у нее по полдня, когда прогуливал школу, чтобы не писать работу по биологии и по английскому языку. У бабушки Анди всегда были кексы, и она часами могла играть в карты — в «мяу-мяу», «дурачка» или в настольную игру «не горячись». Анди был в полном восторге от своей бабушки. Она даже один раз разрешила ему выкурить сигарету, но главное дала святое честное слово, что ничего не скажет родителям Анди. Такая бабушка — настоящее золото. И прежде всего при такой погоде. Беньямин решил спросить у Анди, можно ли ему в следующий раз тоже пойти к его бабушке.

Дедушка Беньямина, отец его матери, умер уже несколько лет назад, и бабушка теперь жила одна, с таксой и парой куриц, в маленьком доме в Любарсе на окраине Берлина. Слишком далеко, чтобы провести там полдня. Родители его отца жили около Мюнхена. Беньямин уже два раза проводил там летние каникулы. Может, предложить Анди обмен: чтобы Анди на летние каникулы поехал вместе с ним к его дедушке и бабушке в Баварию, а Анди взамен занял бы ему бабушку в Берлине? Какая-никакая, а все же возможность.

Теплый воздух из универмага, подгоняемый вентилятором на входе, устремился навстречу Беньямину и принес ему неизъяснимое удовольствие. Беньямин остановился на входе и распахнул анорак, надеясь, что теплый воздух высушит и его рубашку, прилипшую к спине, но из этого ничего не вышло. Она осталась мокрой и холодной. Так что пришлось зайти в магазин. Он прошел через галантерейный и чулочный отдел, миновал прилавки с дешевыми модными украшениями и добрался до эскалатора за отделом аптекарских и косметических товаров. Он поехал на четвертый этаж, потому что знал: там находятся туалеты.

Ему повезло. В мужском туалете никого не было. В это время в универмаге было мало посетителей, он открылся всего лишь полчаса назад. Беньямин поспешно стянул куртку, пуловер и футболку, потом снова натянул пуловер, потому что страшно стеснялся оставаться до пояса голым, и подставил футболку под электрическую сушилку для рук. Пришлось раз десять запустить сушилку, прежде чем футболка наконец высохла. Он с облегчением оделся и в теплой, сухой одежде наконец-то снова почувствовал себя хорошо.

В этот момент в туалет зашел толстый пожилой мужчина с жидкими, зачесанными с затылка на лоб волосами, слепо моргавший, словно его ослепил свет, хотя здесь вообще-то было не особенно светло. Он смерил Беньямина сердитым взглядом, однако ничего не сказал и исчез в одной из кабинок. Беньямин услышал, что мужчина закрыл дверь кабинки на засов, и сунул под сушилку мокрую голову. Однако горячий воздух дул ему только в затылок, так что прошлось оставить эту затею. Беньямин снова надел анорак, взял портфель и отправился в отдел игрушек.

— Слушай, парень, ты играешь уже целый час. По-моему, хватит, — заявил молодой продавец — обладатель прически, как у Элвиса Пресли, и непередаваемого берлинского диалекта. — Здесь не детский сад. У тебя что, сегодня нет занятий в школе?

— Наша учительница заболела, — заикаясь, пробормотал Беньямин и с неохотой положил на место пульт дистанционного управления автогонками. — Ладно, сейчас уйду.

— Вот и хорошо, — ухмыльнулся продавец и убрал машинки с игрушечного автодрома.

Беньямин собрал свои вещи. Было уже одиннадцать. У него оставалось больше двух часов свободного времени, и он думал, чем бы заняться. «Карштадта» с него пока что достаточно, и, может быть, дождь уже прекратился, тогда можно будет пойти к каналу покормить диких уток. К двум своим школьным бутербродам он пока еще не притрагивался. Значит, один — себе, а другой — уткам. Это будет справедливо. Бедным птицам при такой погоде трудно найти себе что-нибудь поесть.

Прошлой весной срубили деревья на берегу канала, потому что они вот-вот могли упасть в воду и помешать движению судов. Муниципальное управление по озеленению города распорядилось аккуратно распилить стволы и сложить их в штабель, чтобы лучше было вывозить. Тем не менее несколько колод скатились вниз или просто остались в стороне.