Валентина Назарова - Когда тебя нет

— Ну как? — Она вертится в разные стороны, как балерина из шкатулки.

— Красное.

— Да. Красное. Рита говорила, красный цвет, распущенные волосы и слезы — три самых страшных оружия.

— Против кого?

— Мужчин.

— Значит, сегодня ты будешь плакать?

— Нет, глупенький, сегодня только платье и волосы. Думаешь, его будет мало? — Она поворачивается ко мне спиной. — Помоги мне с молнией. Я буду флиртовать с Алексом и напою его. Может, подсмотрю его пароль, а ты будешь ждать меня внизу, на пляже. Я вынесу тебе телефон, а ты все сделаешь. Так ты застегнешь меня?

Я ловлю между пальцев крошечную каретку молнии, холодную и гладкую, как маленькая рыбка. Поддавшись силе моего рывка, она едет вверх по рельсам медианы, сокращая площадь равностороннего треугольника ее бледно-розовой кожи, усыпанной созвездиями маленьких коричневых родинок.

— Это опасно.

— Что?

— Быть там одной.

— Со мной будет Олли.

— Олли…

— Ну да.

— Он что-то знает?

— О чем?

— О том, зачем ты туда идешь.

— Конечно, нет, — Лиза фыркает. — Что ты там возишься?

— Ты видела, что они сделали с Карлосом? Будь осторожна.

Каретка упирается в выпуклый шейный позвонок.

— Все будет хорошо. — Она разворачивается лицом ко мне и кладет ладони мне на плечи. — Я знаю, что делаю. У меня был хороший учитель.

— Рита? Девушка, которую убили, потому что она слишком много на себя брала?

Она отталкивает меня.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Думаешь, тебе под силу меня обидеть?

— Должен быть какой-то другой выход.

— Нет другого, — она опускается на кровать. — Завтра утром все уедут, и я не знаю, когда еще будет такая возможность, чтобы Саша и Миша были в одной комнате и в… прямом доступе. К тому же, ты подумал, куда поедешь сам? После того, как здесь все закончится? Они никогда не оставят тебя в покое.

Я пожимаю плечами. Она достает из кармана валяющегося на полу пальто маленькую серебряную фляжку и делает глоток.

— Будешь?

— Что это?

— Абсент из «Марселлы».

— Нет, спасибо, — я невольно улыбаюсь.

— Чему улыбаешься?

— Да так. Абсент и женщина в красном. Дежавю.

Ее рот искривляется в косой усмешке.

— У меня не укладывается в голове, почему Саша поехал к ней и… Почему не уволить ее, не дать ей золотой парашют такого размера, чтоб она согласилась подписать соглашение о секретности и что угодно еще. Они ведь могли себе это позволить.

— Могли, — ее глаза блестят. — Но не стали. Они использовали ее. И убили. Потому что они мрази, Сережа, потребители и рабовладельцы-капиталисты.

Она кладет в рот полоску жвачки, медленно жует и надувает маленький пузырик, уставившись на меня с таким видом, что я не могу понять, всерьез ли все это.

Я устало опускаюсь в кресло.

— Они виновны в ее смерти и во всем, что с ней было не так, — продолжает она, прохаживаясь по комнате.

Она садится рядом, на ручку кресла, перекинув ногу на ногу. Я чувствую запах шампуня, жвачки и сигарет.

— Сегодня Олли сказал мне, что он может добавить меня в список гостей на вечеринку. Я могу прийти туда сам и… присмотреть за тобой. Тебе не придется рисковать, вынося телефон Саши за пределы зала. И вообще, ты не думала, что нужно рассказать обо всем Олли, узнать, что он думает?

— То, что думает Олли, не имеет никакого значения. — Лиза склоняет ко мне голову. — Забудь про него.

— А мне кажется, он может нам помочь. Он всех знает.

— Он дурак.

— Нет. Он далеко не дурак. Расскажи ему все. У него будет мотивация, раз вы с ним… вместе?

— Вместе? — шепчет она мне в ухо. — Он мне никто.

Она сползает вниз и садится на меня верхом, мои пальцы скользят по электризующей поверхности ее колготок. Лиза улыбается и целует меня, медленно ведя кончиком языка по моему небу, потом снимает с меня футболку. Ее жвачка — сладкая, я не могу понять, дынная или грушевая, у искусственных фруктов такие похожие вкусы.

— Осторожно, платье, — шепчет она, когда я кладу руки на ее талию. — Расстегни молнию.

Я ловлю между пальцев кусочек холодного металла и осторожно тяну каретку вниз, до самого конца, пока платье не соскальзывает с плеч вниз, к ее обтянутым матовым капроном ногам. Она встает и перешагивает через красную ткань, поднимает ее с пола и вешает на спинку стула. Потом, нагнувшись, знакомым мне жестом скатывает вниз колготки.

— Кто-то может зайти.

— Плевать, — шепчет она, вынув жвачку изо рта и приклеивая к уголку стола.

— Плевать, — повторяю я мгновение спустя, чувствуя ее на себе, а себя — в ней.

Лампа подсвечивает ореол ее растрепанных волос, ее лицо тонет в темноте. Одна ладонь зажата между бедер, второй она ведет по лунной дорожке, растянувшейся от низа моего живота к груди, останавливаясь на пороге горящего дома. По телу пробегает судорога. Я хочу ее, хочу скинуть с себя ее назойливую руку, перевернуть на спину, почувствовать вес ее лодыжек на своих плечах. Но кончик ее пальца дотрагивается до пожара, и, повернувшись ко мне, она говорит:

— Я знаю, что горящий дом снится к переменам. Татуировка означает то же самое?

Мне хочется сказать ей, что сны — чушь, но я одергиваю себя. Она не любит, когда во мне говорит скептик. Вместо этого я переворачиваю ее на спину.

— Черт, уже девять, — бормочет она, замечая часы над изголовьем, когда ее голова выгибается назад. — Мне… ммм… пора идти, Серж.

Я хочу удержать ее, но, вместо этого, молча наблюдаю за тем, как она подбирает с пола свою одежду.

— Не хочу, чтобы ты шла туда.

— Сережа. — Она выпрямляется и замирает, абсолютно голая посреди залитой мутным светом настольной лампы неприбранной комнаты. — Я теперь не одна больше.

Я застегиваю ей молнию и вызываю такси. Меня тянет спросить ее, что будет дальше, после того, как закончится конференция, когда настанет время улетать, ей — домой, мне — в неизвестность. Но, конечно, я не спрашиваю. Вместо этого в безмолвии открываю перед ней дверцу такси и сажусь рядом.

— У тебя все с собой? Ноутбук и все остальное? — спрашивает Лиза, повернувшись ко мне, когда такси еле тащится в пробке на площади возле порта. На ее скулы и лоб падают синие и красные отсветы неоновых вывесок.

— Конечно, — отвечаю я. — Я буду ждать тебя внизу, на пляже.

Она дотягивается до моей покоившейся на сиденье между нами ладони.

— Хорошо.

Такси вырывается из пробки.

— Я сойду здесь, — говорю я, завидев лиловую «W» высоко над крышами. — Чтоб нас не видели вместе.

Она прижимается ко мне всем телом, всего на мгновение, и я выхожу в ночь.

Черно-желтый «Приус» увозит ее в глубину темных улиц, туда, где у подножия башни в форме паруса блистает свет и слышатся голоса и музыка.

Через секунду у меня звонит телефон. Сообщение: «Я поговорю с ним сегодня ночью, когда мы сделаем то, ради чего пришли», читаю я и чувствую что-то теплое, разливающееся внутри.