Валентина Назарова - Когда тебя нет

Самолеты и поезда отпадают. Нам остаются только попутки, и я нахожу одну, подходящую, которая отъезжает всего через полчаса. Забираясь на заднее сиденье древнего трехдверного «Ауди», она даже не спрашивает меня, куда мы едем.

— Вы слышали, из-за проклятых террористов снова хотят выставить полицейские кордоны на границах? — произносит водитель, мужчина средних лет с большими седыми усами, по-шведски, когда мы выворачиваем на трассу A20, ведущую на северо-восток.

— Что он сказал? — шепчет Лиза, просунув голову между подголовником и стеклом и впившись ногтями в мякоть моего предплечья.

— Да так, о погоде.

— Сережа, не ври мне, пожалуйста. Я слышала, он сказал: террористы, полиция. Это про нас? — ее голос срывается.

— Тише, тише. Не про нас. Просто я не хотел тебя тревожить.

Я накрываю ее ладонь своей. За окном проносятся, сливаясь в одну линию, влажные огни встречки. Водитель смеряет нас долгим настороженным взглядом из-под очков.

— Она вдруг вспомнила, что забыла положить зубные щетки, — с улыбкой обращаюсь я к мужчине. — Женщины…

Он переводит взгляд в зеркало заднего вида, рассматривая отражающееся в мутном стекле лицо моей спутницы, потом снова пялится на меня.

— Нам надо бы заправиться, — говорит он, наконец, когда мы минуем знак, извещающий о приближающейся бензоколонке.

— Что он сказал, Сережа?

— Что нам надо заправиться.

— Но у него еще полбака, смотри, — она указывает на бензиновый датчик на приборной панели. Она права.

Водитель перехватывает мой взгляд.

— Сломан! Я отсчитываю по километражу. Перед трассой хорошо бы заправиться, нам пятьсот километров хода еще.

Я киваю, следя за тем, как мужчина нажимает рычажок поворотника «клок-клок-клок». Шурша покрышками о шумовую полосу, машина начинает плавно смещаться вправо, по направлению к разлившемуся по ту сторону дождя мареву неоновых огней.

— Сереженька, что он делает?

— Заезжает на заправку. Тише, спокойней, не кричи.

Водитель паркует машину возле средней колонки.

— Вы посидите, да? — бросает он, даже не глядя в мою сторону, и выходит, не дождавшись моих возражений.

— Сереж, он узнал меня, он наверняка звонит сейчас в полицию.

Я прижимаюсь к стеклу, пытаясь разглядеть, что происходит в ярко-желтом аквариуме за дверями киоска.

— Давай просто уйдем?

— Уйдем? Куда? Здесь ничего нет, кроме трассы и дождя.

— Поймаем попутку. Я… я могу состроить глазки какому-нибудь дальнобойщику.

Я вижу, как внутри, возле касс, водитель достает из кармана телефон и набирает какой-то номер.

— Пойдем, — резко выкрикиваю я.

Я оказываюсь на улице первым, потом отгибаю переднее сиденье и подаю ей руку. Она выходит под дождь и тут же тянет за собой на трассу. Тут я вспоминаю о рюкзаках в багажнике. Мои пальцы скользят по холодному мокрому металлу в поисках кнопки или ручки, открывающей багажник. Внезапно, машина мигает габаритами, и сразу за этим раздается что-то среднее между визгом и вздохом.

Я оборачиваюсь. Водитель смотрит на меня, озабоченно сдвинув брови. Через секунду его лицо расплывается в улыбке.

— Не переживай, я купил вам новые, две по цене одной, — он сует что-то мне в руку. — Нельзя так расстраивать девушку.

Я гляжу вниз в свою раскрытую ладонь — зубные щетки, зеленая и желтая, средней жесткости.

— Я…

— Потом поблагодаришь, — продолжает мужчина, — давайте забирайтесь обратно в машину, хочу добраться домой до темноты.

Ни слова не говоря, мы садимся обратно в «Ауди», только на этот раз я залезаю на заднее сиденье вместе с ней и всю дорогу до Гамбурга сжимаю ее руку в своей, будто гранату без чеки. Через час безмолвного наблюдения за призраками деревень, проносившимися мимо пассажирского окна, она показывает пальцем на огромный дорожный знак и с улыбкой говорит:

— Смотри, город называется Гауда, прямо, как сыр.

Она улыбается, впервые с тех пор, как мы видели по телевизору ее фото, она улыбается мне.

После этого она кладет голову мне на плечо и засыпает беспокойным сном, то и дело вздрагивая и шепча какие-то непонятные слова, похожие на названия каких-то растений на латыни. Мы подъезжаем к Гамбургу уже в темноте. Дождь прекратился, на небе показываются низкие тусклые звезды.

— Куда вас? — спрашивает водитель, когда мы едем по мосту через канал.

Я называю ему адрес — возле Центрального вокзала, так, чтоб он не знал, куда мы идем на самом деле. Она открыла глаза, как только я дотронулся губами до ее виска, с тяжелым вздохом, будто не хотела возвращаться в этот мир.

— Это Гамбург?

— Ага.

— Ты знаешь, что здесь «The Beatles» убили своего первого бассиста? — бормочет она сонным голосом, вылезая с заднего сиденья машины и потягиваясь.

— Они принесли его в жертву сатане? — спрашиваю я, поблагодарив водителя и расплатившись с ним за дорогу.

— Да. Поэтому они прославились. — Она берет меня под руку. — Ты ведь играл в группе?

— Ну да.

— Надо было и вам убить кого-то. Я бы ходила на твои концерты и ждала тебя в лобби-баре твоего отеля, как Пенни Лейн.

Я гляжу на нее с удивлением, но она только улыбается в ответ.

— Ты ведь знаешь, что на самом деле они никого не убили, в смысле «Битлы»?

— Я бы не была так в этом уверена.

Мы идем, вдыхая вечерний воздух, густо пахнущий восточным фастфудом, выхлопом и талой водой. Я снял номер в мотеле с почасовой оплатой для дальнобойщиков на выезде из города. Внутри тесно и воняет хлоркой, но мы так устали, что нам все равно. Когда она садится на кровать, под простыней шуршит полиэтиленовый наматрасник.

— Знаешь, никогда не думала, что скажу это, но, оказывается, мне очень нравится запах хлорки, — говорит она, с брезгливой усмешкой на лице рассматривая черные скрученные волосинки, прилипшие к кафелю в душевой.

Мы заказываем пиццу, «Маргариту» и «Гавайскую», и едим ее, сидя на кровати и щелкая каналами на маленьком телевизоре, свисающем с потолка в углу.

— Серж, — называет мое имя она, когда мы не можем съесть больше ни кусочка и просто сидим на кровати, откинувшись на подушках. — Наверное, мне стоит подстричься или перекрасить волосы?

Я гляжу на ее профиль, черные волосы, спадающие на плечи, и тонкую полоску светлых корней.

— Я люблю твои волосы.

— Они отрастут. — она поворачивается ко мне лицом. — Ты ведь будешь со мной? В смысле достаточно долго, чтобы увидеть это?

— Конечно.

— Когда я увидела тебя в первый раз, я подумала, что ты маньяк, — Лизин голос звучит шутливо, но глаза серьезные. — А сейчас посмотри на нас — лежим под одеялом, кругом коробки от пиццы, смотрим по телевизору всякий шлак. Следующим шагом мы уснем под какой-нибудь старый боевик, даже не почистив зубы.