Влада Ольховская - Диагноз доктора Холмса

И все же ей было страшно. Волнение нарастало, Полина знала, что ее пульс ускорился, и это вот-вот отразится на датчике, который она дала Анне. Пускай, пусть будет ложная тревога, лишь бы это все закончилось!

Она кое-как поднялась и, опираясь на стену, добралась до двери. Попытки открыть ее ни к чему не привели, здесь даже ручки не было! Полине только и оставалось, что колотить худенькими кулачками по непреклонно гладкой, холодной поверхности.

— Меня кто-нибудь слышит? Выпустите меня отсюда!

Теперь она уже жалела, что не позволила охране пойти с ней. Но тогда это казалось таким глупым, неуместным… Может, она допустила ту же ошибку, что и Ренат? Его ведь тоже непросто было застать врасплох, а убийца справился! Кто он вообще, человек или нет? Как он может вот так управлять всем миром?

Темнота стирала связь с реальностью, а без этого Полине легко было поверить, что ее преследует демон.

На ее крики так никто и не отозвался, однако новый звук в темноте все же появился. Это было глухое гудение, странное, слишком неровное, чтобы быть связанным с машиной. Оно шло волнами, но с каждой секундой становилось все громче. И Полине казалось, что доносится оно из стены рядом с ней.

Да, такого не могло быть… А что здесь вообще нормально? Что допустимо, что правильно? Если уж смотреть на это объективно, сама ловушка, в которую ее заманили, не может быть настоящей. Но ведь она же есть!

Все больше поддаваясь страху, она вспомнила Сергея. То, что случилось с ним, тоже казалось чудовищно неправильным. Это ли не лучшее указание на убийцу, которого она давно ждала? Ей не стоило верить, что его нападение будет обычным. Что войдут люди в масках и под дулом пистолета уведут ее куда-то? Нет, человек не мог так издеваться над Сережей, но чудовище могло, и оно снова действует по-своему.

Полина не знала, какую судьбу оно приготовило для нее, но не хотела даже выяснять. По-прежнему опираясь на стену, потому что иначе в темноте невозможно было двигаться быстро, она начала отдаляться от двери. Ее похититель наверняка ожидал, что она будет стоять здесь и ждать помощи — и напрасно! Она сама найдет выход, он ведь должен быть!

Она сказала Анне Солари правду: она готова была умереть, она просто не хотела этого. Вот и сейчас, в момент смертельной угрозы, Полина не сдавалась, она двигалась. Инстинкт самосохранения гнал ее вперед, не позволяя страху парализовать ее. Ее месть — это не смирение, это борьба. Поэтому ей нужно было продержаться здесь, если не сбежать, то хотя бы выжить. Анна наверняка получила сигнал, она ищет ее, она придет — очень скоро!

А гул между тем нарастал, он был совсем близко, и этот звук, незнакомый ей, непривычный, питал ужас в ее сердце сильнее, чем темнота. Полине казалось, что она попала в работающий двигатель: теперь треск, жужжание, шипение окружали ее повсюду. Она была слишком напугана, чтобы прислушаться и понять истинную природу этого звука, отделить его от того, что дорисовывало ее воображение. Да и какая разница? Ничего хорошего в нем быть не может, ей нужно уйти!

Но ей не дали уйти. Полина привыкла к тому, что под ногами у нее ровный пол, а вокруг нее — гладкие стены. Только это и позволяло ей быстро продвигаться по коридору. Однако, в очередной раз перемещая руку, она напоролась на что-то маленькое, выпуклое и мгновенно почувствовала боль. Казалось, что ей в ладонь вогнали раскаленную спицу, не меньше!

Она крикнула, одернула руку и обхватила ее второй рукой. Она ожидала, что сейчас нащупает жуткую сквозную рану, но нет. В ладони действительно что-то было, однако крошечное… и причиняющее ей боль, которую ей едва удавалось терпеть.

Теперь уже она боялась стен и старалась не касаться их. Полина надеялась, что это ее защитит, только вряд ли в этом темном лабиринте была хоть какая-то защита. Ей показалось, что в нее начали бросать камни — небольшие, но достаточно тяжелые для того, чтобы ранить ее. А потом последовали новые атаки: все то же чувство острых длинных спиц, протыкающих ее тело и оставляющих после себя пламя.

Они были везде: на ее руках, ногах, на шее, даже на лице. Отдельные уколы уже не чувствовались, боль сливалась воедино. Кто-то был совсем рядом, в этой темноте, он нападал на нее, колол, отстранялся, а Полина не могла даже коснуться его! Она была на его территории, и он видел во тьме. Чувство того, что это демон, нарастало, а боль ослабляла разум, мешая мыслить здраво, так, как раньше.

Она поддалась панике и попыталась бежать. Это было ошибкой, однако тут любое решение ни к чему бы не привело. Ее тело, скованное болью, онемевшее, едва подчинялось ей. Полина не знала, кричит она или нет, бежит или еле идет. Она боролась непонятно с чем, а может, даже развлекала нападавшего наивной попыткой спастись!

Она уже не помнила, откуда пришла и куда двигалась раньше. Она потерялась, и мир просто исчез. В этот момент страх и боль дошли до предела, а потом просто закончились.

Полина понимала, что это не может быть нормальным. Однако внезапная ясность ее сознания подсказала: это просто конец. Страх и боль нужны для спасения, они питают тело и разум, заставляя бороться за жизнь. Но когда становится понятно, что определенная черта уже пройдена, в них нет смысла.

Вот теперь она не боялась. Она принимала то, что произошло с ней, с холодной решимостью. Разве не она говорила Анне, что готова на все, лишь бы отомстить за Сергея? У нее был шанс спастись бегством, и она не приняла его, значит, ей нужно пройти этот путь до конца. Она понимала, что не справилась, да и не могла справиться. Но в эти минуты, поддаваясь слабости, она утешала себя тем, что переносила всю свою веру на Анну Солари. Она проиграла, однако это ничего, не страшно, не предел. Все было не зря, потому что Анна справится…

Но последняя ее мысль была связана не с Анной, нет. До того, как сознание Полины угасло, она почувствовала удивительный покой, сотканный из воспоминаний, и невольно подумала: «Сережа… спасибо. Это была чудесная жизнь».

На первый взгляд Матвей Рябцев был идеальным подозреваемым, да и на второй — тоже. Его внешнее сходство с фотографией Максима Кавелина казалось Леону очевидным. Анна была не так уверена, и, хотя она не отрицала, что он похож на мальчика с фото, она сказала:

— Надо искать дальше.

Они искали — и находили. Беспокоить родителей Максима они не стали, для них сын, похоже, так и остался несчастной жертвой того пожара. У него было свое место на кладбище, мраморная плита и ухоженный цветник над могилой. О нем скорбели, его помнили, никто из его близких и мысли допустить не мог, что обожженное тело в гробу — это не он.

А вот у Матвея Рябцева было очень любопытное прошлое — точнее, прошлого у него почти не было. Во всех интервью он охотно признавался, что он сирота, талантливый мальчик из глубокой провинции, который всего добился сам. Правда, «всего» в его случае было не слишком впечатляющим. У него не было ни серьезных, ни запоминающихся ролей. Его имя оставалось на слуху скорее из-за скандалов и частого появления на светских вечеринках. Его сложно было назвать талантливым актером, но он был достаточно красив и обаятелен, чтобы нравиться людям.