М Беннетт - Охота

– Прищурь один глаз, – велел он.

Я могла уверить себя – я старалась себя уверить, – что в оленя стреляет на самом деле Генри, но я знала, что это я: под его пальцем на спусковом крючке лежал мой, Генри был мастером, но я была инструментом.

В этот затянувшийся миг, прежде чем он, я, мы спустили курок, мне припомнилась история оленя, спасенного святым Айданом. Я прямо-таки слышала, как аббат читает проповедь в часовне СВАШ в ту последнюю мессу перед тем, как мы прервались на длинные выходные Юстициума.

«Благословенный святой, когда выжлецы подбежали совсем близко, дотронулся рукой до оленя и сделал его невидимым. Таким манером выжлецы, ничего не заметив, пробежали мимо и не коснулись зверя ни единым зубом».

Я вовсе не религиозна, однако в тот момент я принялась молиться. Не знаю, Богу я молилась, или святому Айдану, или еще кому, но молилась. «Сделай его невидимкой, – мысленно твердила я, глядя на оленя одним глазом вдоль дула (второй был прищурен). – Христа ради, сделай его невидимым. Это единственный способ его спасти».

Но на этот раз моих джедайских способностей не хватило. Палец Генри надавил на мой палец, лежавший на спусковом крючке, – сильно надавил, больно. В ушах раздался ужасный грохот, приклад ударил меня в щеку или плечо, как будто со зла.

В последний миг я закрыла глаза, не в силах смотреть.

Я думала, охота закончилась. Но нет.

Внезапно я почувствовала страшную усталость – и находилась за день, и миллион противоречивых эмоций. Я сидела на холодной гальке и таращилась на мертвого оленя, он лежал на мелководье, один бок и часть ветвистых рогов выступали над водой. В жизни он выглядел благородно, теперь – почти мистически. Виднелся только полусилуэт над серебристой водой, а вторая половина – в идеальном отражении, дополняя рога и тело, но в итоге получалось какое-то странное, нездешнее создание. Словно картинка, что мы рисовали в детском саду, – помните, когда на одной половинке листа нарисуешь, а потом сложишь бумагу вдвое, чтобы получить отпечаток. Озеро мерцало в темноте и казалось тем самым из «Эскалибура» [18] «Эскалибур» (1981) – фильм о короле Артуре. , откуда Артур добыл себе меч, а под конец забросил его обратно в воду. Озеро вдруг стало расплываться у меня перед глазами – потекли слезы. Утирая глаза, я сказала себе: «Следовало бы здесь его и оставить. Самое подходящее место для него».

Но нет. Загонщики во главе с Идеалом вошли в воду и потащили мертвого оленя на берег. Ухватили за рога, словно за руль велосипеда, и так его потащили. Как только олень оказался на гальке, Идеал извлек из ножен свой меч – то бишь охотничий кинжал, так и засверкавший в сумерках, – и перерезал оленю горло. Пока олень истекал кровью на камнях, Идеал воткнул нож ему в брюхо и принялся его вспарывать движением, похожим на то, каким пилят дрова. Мне словно показывали кадр за кадром фильм ужасов: вот мужчина погрузил обе руки внутрь оленя и выплеснул из него кишки в охотничью сумку, защищенную внутри клеенкой. Внутренности казались синими змеями, они шевелились, вздымаясь и опадая, дымились последним теплом угасшей жизни. Жемчужный пар в сумерках придавал убитому оленю еще более таинственный вид, но теперь выпотрошенный зверь выглядел не столько мистическим, сколько пугающим, словно в Хеллоуин. Меня пробила дрожь. Генри вернулся ко мне в сопровождении своего верного Куксона.

– Замерзла, Грир? – заботливо спросил он.

Он не мог отдать мне свою куртку, поскольку уже накинул ее на плечи Шанель. Вместо этого он сделал мне куда менее заманчивое предложение:

– Если бы охотничья сумка не была такой тяжелой, я бы посоветовал тебе взять ее: кишки сохранят тепло до самого дома.

– Вроде грелки, – подхватил Куксон, который всегда повторял то, что Генри уже сказал, но выражал ту же мысль грубее и проще.

Я отшатнулась, представив себе эту гадость, но, стараясь показать, что не вовсе несведуща в традициях охоты, ответила:

– Правильнее будет отдать их выжлецам. Не хочу лишать их законной добычи.

Генри и Куксон вернулись к туше, и тут я заметила нечто странное. Псов там уже не было. Попросту исчезли, ни одного пса не видать. Что за странность? Наверное, они знали, что охота завершилась, и просто двинулись обратно по склону холма, словно призраки в сумерках, спеша до ночи укрыться в своих вольерах. Казалось странным, что собаки не стали дожидаться своей доли в добыче, но в то же время я обрадовалась: не придется смотреть, как они пожирают внутренности оленя.

Однако на том все ужасы не исчерпались. Идеал подбрасывал на ладони какой-то скользкий предмет, отрезал от него кусочки и всем раздавал. Сунул и мне в руку – словно горячее красное желе.

– Спасибо, – пробормотала я. – Что это?

Разумеется, он не удостоил меня ответом, он не разговаривал ни с кем, кроме своего хозяина.

– Печень оленя, – произнес Шафин, появляясь рядом со мной. – Ты должна ее съесть. Каждый, кто участвовал в охоте, получает кусочек.

– Сырой? – переспросила я. – Да ты что?

– Не зря же это называют кровавым спортом, – ответил Шафин и закинул свою порцию в рот.

Я с отвращением уронила свою награду на гальку и вытерла руку платком. Да, конечно, я отведала на завтрак кровяной пудинг, но это уж слишком. А Средневековцы радостно жевали это, словно мармелад или что-то вроде того.

Разделка туши продолжалась. Ко мне подошел Пирс.

– Слушай, а копыто возьмешь? По традиции его отдают новичком, знала об этом?

Мне совсем поплохело.

– Не надо, – пробормотала я.

– Как скажешь, – ответил Пирс, явно недовольный таким неуважением к традиции. – Чертовски странно. А ты, пенджабец? Симпатичный сувенир. По одному тебе и Шерфон?

– Я не новичок, – холодно возразил Шафин. – Шанель – может быть, но сомневаюсь.

Он огляделся по сторонам:

– А где Шанель?

Шанель исчезла. Будто растворилась в сумерках.

Мы обшарили весь берег, разбившись на группы по два-три человека. Я шла рядом с Шафином, и мы выкликали имя Шанель, а эхо отражалось от воды и от гор. Мы встретили остальных ребят, которые зашли с другой стороны, – и никто так и не обнаружил Шанель. Пока мы бегали возле озера, Идеал проверил охотничий павильон и машины и вернулся, отрицательно качая головой.

Мне стало страшно. Ландшафт полностью изменился после захода солнца – озеро отливало черным, ночной воздух пропах кровью зарезанного оленя. Горы казались черными сгорбленными плечами, деревья, сбросившие листву, вздымали к лиловому небу черные рога. Теперь уж поиски пошли всерьез: надвигалась ночь.

Я ожидала, что Средневековцы будут стонать и закатывать глаза. Думала, Пирс скажет «черт ее побери», а Куксон обзовет пропавшую бессмысленной обузой. Думала, уж девочки точно поспешат вернуться домой и принять ванну, пока парни вместе со слугами обшаривают все имение. Однако девочки – возможно, потому, что напоследок успели сдружиться с Шанелью – явно стремились принять участие в поисках. Надо сказать, Средневековцы приступили к организованным поискам словно слаженный механизм, сказались века охотничьего опыта. Настал их час: они вооружились фонарями, набедренными фляжками, охотничьими ножами.