М Беннетт - Охота

– Лара очень красива, – сказала я. Это вполне соответствовало истине.

Генри обернулся и обеими ладонями сжал мое лицо.

– Ты красивее, – сказал он.

Попробуйте придумать, что делать со своим лицом, когда кто-то сжимает его ладонями и говорит такое. Не то чтобы я не любила комплименты – но я уверена, что выражение лица у меня в тот момент было предурацкое.

– Ты из них всех самая красивая, – сказал он.

И я растаяла. Эти слова – они же точно из волшебной сказки. Так романтично… И все же я должна была его одернуть.

– Разве ты и Лара… – Как это называется на его вельможном наречии? – Не встречаетесь?

Его лицо оказалось вдруг совсем близко, вплотную к моему.

– Больше нет, – сказал Генри де Варленкур и поцеловал меня прямо в губы.

Как со мной обычно случается, если я планирую отоспаться, проснулась я слишком рано.

Лежала в сумрачном свете, Джеффри следил со мной, а я думала О Поцелуе Который Значил Так Много Что Все Слова Надо Писать С Больших Букв. Я проиграла этот Поцелуй в памяти примерно сто раз, потом тщательно, до секунды, восстановила в памяти, как Генри провожал меня – истинный джентльмен – до порога моей комнаты, снова поцеловал на том самом пороге и пожелал спокойной ночи.

Теперь я засомневалась, не пьяный ли то был поцелуй, но Генри казался совершенно трезвым. Может быть, виной всему драматические события дня, наконец-то отпустившее напряжение? Но ощущалось совсем не так – ведь мог же он пойти к Ларе? «Ты самая красивая из них», – сказал он. Я упивалась комплиментом, но тут другая мысль смутила меня. Захочет ли Генри – ну, вы понимаете – большего ? Мы застряли тут до конца выходных. Родителей с нами не было, у каждого своя комната, а тем взрослым, которые были при нас, сами ребята и приказывали, а не наоборот. В животе совсем поплохело, я прижала руки к тому месту под мягкой тканью пижамы, где как-то странно что-то трепетало. Что, если наступит момент, когда Генри не скажет «спокойной ночи» и не уйдет, но переступит порог «Лоутера»? Что, если он перестанет быть джентльменом?

Эта мысль так пугала – и так будоражила, – что я внезапно проснулась и вынуждена была встать.

– Доброе утро, Джеффри, – сказала я голове оленя и подошла к окну, чтобы отдернуть шторы.

Вид передо мной предстал совсем не такой, как накануне. Все еще красиво до невозможности, но небо посерело, его затянули тучи: один из таких дней, когда если не идет дождь, так скоро пойдет.

Часы-дворецкий на камине показывали семь часов утра. Я застонала.

Из комнаты Нел я вышла после полуночи, и богу одному известно, который был час, когда Генри привел меня обратно в «Лоутер». Я, наверное, совсем не спала.

Я подумала, не разбудить ли Нел: такая роскошь, после недель одиночества наконец-то есть с кем поболтать. Но еще слишком рано. Пусть поспит. К тому же я чувствовала себя немного виноватой – кажется, ей и самой нравился Генри, а я его увела. Параноидально подозревая всех, будто бы ее хотели затравить собаками, Нел на удивление была готова освободить от обвинения одного только Генри.

При мысли о Генри у меня в животе опять зашевелилось то странное чувство, и я подумала, может быть, мне просто хочется есть. Но Бетти не появлялась – ей конечно же не велели меня будить. Ободренная Поцелуем ее хозяина, я огляделась в поисках некоего предмета, который непременно должен быть в такой комнате, и нашла его, полускрытый шнуром шторы – мраморную кнопку в орнаментальной золотой рамке. Надавила – и через две минуты, а то и скорее в дверь постучали, вошла Бетти. Выглядела она весьма недовольной тем, что ее побеспокоило существо моего уровня, и смотрела на меня злее обыкновенного, вновь сжав губы в тонкую, неодобрительную складку.

– Я бы хотела позавтракать, будьте так добры, – пробормотала я.

– Разумеется, мисс, – сказала она строго. – Сейчас принесу.

И принесла – тот же серебряный поднос, накрытый серебряным куполом, и тот же серебряный кофейник. Казалось, не в человеческих силах так быстро все подготовить.

Поставив поднос на кровать, она сказала:

– Огонь разожгу, пока вы будете принимать ванну, мисс, чтобы лишний раз не беспокоить.

Такова Бетти. Каждая ее фраза, безусловно, вежлива и даже вроде бы полна заботы, но легко было догадаться, как я ей противна. С таким выражением на лице она все проделывала, старая Бетти. А ведь, странное дело, я обращалась с ней куда лучше, чем Средневековцы. От них никто не слышал ни «пожалуйста», ни «спасибо», они гавкали слугам приказы. Но я, пожалуй, перебарщивала с вежливостью, потому что Бетти нервировала меня.

И в этот раз переборщила.

– Большое-пребольшое спасибо, – сказала я, и в голове у меня завертелась фантазия на тему «Ребекки» [24] «Ребекка» (1997) – фильм по роману Дафны Дюморье, действие происходит в начале века. В какой-то момент молодая жена подозревает своего мужа в дурном умысле, но на самом деле во всем виноваты другие – первая, покойная жена и ее преданная служанка. , в которой я стала молодой женой хозяина поместья, а Бетти – ужасной, похожей на летучую мышь служанкой. Только я звалась не молодой миссис де Винтер, а юной леди де Варленкур.

Мечта сделаться госпожой этого дома засела у меня в голове. Пока я одевалась в костюм для стрельбища, который выложила на кровать Бетти – он был похож на охотничий с тем отличием, что в каждом предмете одежды имелось по пятьдесят карманов, – я решила, поскольку надо убить время (его много оставалось до ланча, до встречи с Генри), стоит пока обследовать дом.

Осматриваясь в Лонгкроссе, переходя из одного огромного сияющего золотом зала в другой, я трансформировалась из Джоанны Фонтейн («Ребекка») в Киру Найтли («Гордость и предубеждение» [25] «Гордость и предубеждение» (2005) – фильм по роману Джейн Остин. Элизабет Беннет отказала мистеру Дарси, считая его гордым и злым человеком, но начала его понимать после того, как увидела его замок и имение. ).

Я стала Элизабет Беннет, рыскала по Пемберли, совершенно потрясенная богатством мистера Дарси. Я не думала, что мы с Генри действительно поженимся, никакой такой чуши, но я думала все время, как это может быть – стать подружкой Генри и получить доступ в этот дом на 365 дней в году. Длинные летние каникулы и Рождество – ох, Лонгкросс – это же фантастический рождественский замок, повсюду омела, огромная ель в атриуме до самого верха парадной лестницы. Я воображала себя под таким деревом, в рождественском свитере, пила глинтвейн с Генри. Кира и Джоанна бежали, уступив мне место в кадре. Все вдруг показалось вполне возможным. Когда он сказал, что с Ларой у него все, – разве это не означало, что теперь он со мной?