Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

Маккензи взялся за последние бумаги в папке – прочие документы, не подшитые к другим отчетам. Фотография Кэролайн Джонсон, копия списка контактов из ее телефона, копия полиса страхования жизни Тома Джонсона…

Мюррей уставился на последний документ. И не поверил своим глазам.

Том Джонсон был застрахован на огромную сумму.

Маккензи не видел дома Анны, но знал ее улицу – тихую, в престижном районе, с собственным парком. Недвижимость в этом квартале была недешевой. Мюррей предполагал, что дом находился в совместном владении супругов и впоследствии перешел к их дочери. Как и выплаты по страховому полису Тома, вероятно. Не стоило забывать и о семейном бизнесе Джонсонов, в котором Анна теперь стала совладелицей.

В общем, как ни крути, Анна Джонсон была необычайно богата.

Анна

Я судорожно тычу пальцами в телефон, нахожу исходящие звонки и набираю номер Марка, на цыпочках поднимаясь по лестнице. Элла у меня на руках, и я мысленно умоляю ее не издавать ни звука.

А потом происходят три события.

Хруст гравия сменяется шагами на крыльце.

Гудок в трубке эхом отзывается за дверью дома.

И входная дверь открывается.

Когда Марк входит в коридор, держа в руке звонящий телефон, я стою у лестницы, широко распахнув глаза от адреналина, курсирующего в моих венах.

– Звонили, миледи? – Ухмыляясь, он сбрасывает звонок.

Я медленно опускаю мобильный. Сердце все еще бешено бьется, отказываясь признать, что опасность миновала. Я неловко смеюсь, и от облечения у меня кружится голова, как кружилась от страха всего минуту назад.

– Я слышала, как кто-то ходит вокруг дома, и подумала, что он собирается пробраться внутрь.

– Так и было.

Марк подходит поцеловать меня, обнимает Эллу, чмокает ее в макушку и забирает у меня из рук.

– Ты подкрадывался к двери! Почему ты сразу не вошел? – Мое раздражение неоправданно, это просто паника медленно отступает, адреналин растворяется в крови.

Склонив голову к плечу, Марк терпеливо всматривается в мое лицо, словно не обращая внимания на мою грубость.

– Я выносил мусор. Завтра приедет мусоровоз. – Он обращается к Элле, сюсюкая: – Правда, маленькая? Правда? Ну конечно!

Я жмурюсь. Тот звук, напомнивший мне скрежет приставной лестницы… это заскрипела крышка мусорного бака. Столь знакомый звук, я должна была сразу догадаться. Я иду за Марком в гостиную, где он включает свет и укладывает Эллу в ее коляску с погремушками.

– Где Лора?

– Я отослала ее домой.

– Но она сказала, что останется! Я бы пришел раньше…

– Мне не нужна нянька. Со мной все в порядке.

– Да ну? – Он сжимает мои ладони и разводит руки в стороны, словно осматривая меня.

– Да. Нет. Не совсем, – признаюсь наконец.

– И где эта открытка?

– Я отнесла ее в полицию.

Я показываю ему снимки, как до этого Лоре, и наблюдаю, как он присматривается к надписи, увеличивая изображение.

– «Самоубийство? Едва ли».

– Вот видишь? Мою мать убили.

– Но тут написано не так.

– Но именно на это и намекает отправивший ее, верно?

Марк задумчиво смотрит на меня.

– А еще можно предположить, что речь идет о несчастном случае, ты не находишь?

– Несчастном случае? – недоумеваю я. – Тогда почему так и не написать? Зачем этот злой сарказм? Зачем эта безвкусная картинка?

Вздохнув (я надеюсь, что он устал не от меня, а от долгого дня, проведенного в душном помещении), Марк садится на диван.

– Может, кто-то пытается указать на виновного. Мол, всему виной преступная халатность, а вовсе не решение твоей матери. Кто отвечает за поддержание порядка на Бичи-Хед?

Я молчу.

– Вот видишь, что я имею в виду, – уже мягче продолжает Марк. – Это неоднозначное послание.

– Возможно. Но мама оставила сумочку и телефон на краю скалы, что было бы странно, если бы она случайно упала…

– Разве что она положила их туда заранее. Не уронила, а именно положила. Хотела заглянуть за край скалы или пыталась спасти запутавшуюся птицу, а край обвалился, и…

Я падаю на диван рядом с Марком.

– Ты действительно думаешь, что это был несчастный случай?

Он поворачивается ко мне, так что теперь мы сидим лицом к лицу.

– Нет, родная, – нежно, не сводя с меня взгляда, говорит он. – Я думаю, что твоя мама была очень несчастлива после смерти твоего отца. Я думаю, она чувствовала себя куда хуже, чем кто-либо мог предположить. И… – Он делает паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – И я думаю, что она покончила с собой.

Он не говорит ничего нового, но сердце у меня обрывается, и я понимаю, как сильно я хотела, чтобы его альтернативная версия событий оказалась истинной. И как я готова ухватиться за соломинку, которой на самом деле нет и не было.

– Я лишь говорю, что все можно интерпретировать по – разному. Включая эту открытку. – Он откладывает телефон на кофейный столик, и экран меркнет. – Тот, кто прислал тебе это, хочет заморочить тебе голову. Он просто псих. И он хочет, чтобы ты отреагировала. Не позволяй ему заставить тебя реагировать.

– Тот человек в полицейском участке положил открытку в пакет для улик. Сказал, что проверит ее на отпечатки. – Полиция восприняла это всерьез, вот что я пытаюсь сказать.

– Ты говорила с детективом?

– Нет, с человеком, который работает в приемной. Он был детективом-инспектором большую часть своей жизни, а затем вышел на пенсию и вернулся в полицию гражданским.

– Вот это верность делу!

– Скажи? Представь, каково это: настолько любить свою работу, что ты не хочешь уходить. Даже на пенсии.

– Или ты настолько укоренен в госструктуре, что даже представить себе не можешь, как будешь заниматься чем-то другим. – Марк зевает, не успевая прикрыть рот ладонью. Спереди его зубы идеально ровные, жемчужно-белые, но под таким углом я вижу пломбы в его верхних зубах.

– Хм. Я не думала об этом в таком ключе. – Я вспоминаю Мюррея Маккензи, его внимание и заботу, его вдумчивые замечания, и понимаю, что рада его присутствию в полиции, какими бы ни были его причины оставаться там. – Во всяком случае, он был очень мил.

– Отлично. А пока лучшее, что ты можешь сделать, – выбросить все это из головы.

Он устраивается в уголке дивана, вытянув ноги, и поднимает руку, приглашая меня. Я укладываюсь в привычной позе: его левая рука – на моем плече, его подбородок – у меня на макушке. От него пахнет холодом и еще чем-то непривычным…

– Ты курил?

Мне любопытно, вот и все, но я и сама слышу осуждение в собственных словах.

– Пара затяжек после семинара. Прости, чувствуется запах?

– Не особо, просто… я не знала, что ты куришь.

Представьте себе – как можно не знать, что твой партнер курит? Но я никогда не видела Марка с сигаретой. Даже не слышала, чтобы он упоминал что-то подобное.