Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

Я все гляжу на убитого кролика, и меня наконец осеняет, что здесь не так.

– Крови слишком много, – медленно произношу я, по мере того как мои мысли оформляются в слова.

Под безжизненным тельцем виднеется лужица крови, но, кроме того, она размазана по трем ступенькам, ведущим к гравиевой дорожке. На лице Марка проступает озадаченность, он обдумывает мои слова.

– Я помню, как мы вскрывали лягушек на уроках биологии в четвертом классе, но вот с кроликами я никогда не имел дела. Сколько крови в нем должно быть?

В его голосе слышится сарказм, и мое раздражение нарастает. Почему он не видит того, что вижу я?

– Допустим, это сделала лиса. – Я стараюсь сохранять спокойствие. – И допустим, в крошечном диком кролике достаточно крови, чтобы устроить весь этот бардак, – лиса что, лапы о ступени вытирала?

Марк смеется, но я не шучу.

– Или она хвостом эти пятна крови нарисовала?

Именно так наше крыльцо и выглядит. Словно кто-то взял кисть, обмакнул в кроличью кровь и раскрасил наши ступени. С неожиданной ясностью я понимаю, что наше крыльцо похоже на место преступления.

Лицо Марка приобретает серьезное выражение. Он крепко обнимает меня за плечи, закрывает дверь, а затем отстраняется и ловит мой взгляд.

– Расскажи мне. Ну, расскажи мне, кто это сделал, – предлагает он.

– Я не знаю, кто это сделал. Но он так поступил из-за того, что я обратилась в полицию. Он так поступил, потому что знает что-то о маминой смерти и хочет, чтобы я так и не выяснила правду. – От озвучивания моя теория не становится менее фантастической.

Марк спокоен, хотя я замечаю следы тревоги в его глазах.

– Родная, все это не имеет никакого смысла.

– А по-твоему, все нормально, да? Вчера – анонимная открытка, а сегодня – такое?

– Ладно, давай все обдумаем. Допустим, открытку прислал не просто какой-то злобный недоброжелатель…

– Именно.

– Но чего он добился, ставя под сомнение обстоятельства смерти твоей матери? И чего он хочет добиться, пугая тебя мертвым животным на крыльце? – не дожидаясь моего ответа, продолжает он.

Я понимаю, что он имеет в виду. Все это как-то не вяжется. Зачем подталкивать меня к походу в полицию, а потом останавливать?

Марк принимает мое молчание как знак согласия.

– Это сделала лиса, родная. – Подавшись вперед, Марк целует меня в лоб. – Клянусь тебе. Давай я займусь Эллой, а ты сходи прими ванну. У меня первый клиент только в одиннадцать часов.

Марк проводит меня на второй этаж и набирает мне ванну, добавляя в воду до нелепости дорогую соль, которую он подарил мне после рождения Эллы, но у меня так и не было времени ее испробовать. Я размякаю в мыльной пене, не прекращая думать о лисах, кроликах и крови. Не стала ли я параноиком?

Представляю себе анонимную открытку, представляю руку отправителя: как он вкладывает открытку в конверт, как бросает его в почтовый ящик. Тот ли самый человек вскрыл кролика с почти хирургической аккуратностью? И размазал кровь по крыльцу моего дома.

Мой пульс все не замедляется, выбивает стаккато в моем виске, и я с головой погружаюсь в ванну, чтобы гул воды наполнил мои уши. Кто-то пытается запугать меня.

Я думаю, действительно ли эти два события не укладываются в общую картину. Я рассматривала анонимную открытку как призыв к действию, как указание на то, что мне стоит засомневаться в обстоятельствах смерти моей матери. Но что, если это не побуждение, а предупреждение?

«Едва ли».

Предупреждение о том, что обстоятельства смерти матери были совсем не такими, как кажется. Что кто-то пытался навредить моей семье. И до сих пор пытается.

Я закрываю глаза и вижу кровь, так много крови. Память подводит меня. Насколько большим был кролик? Сколько крови там было на самом деле?

Фотографии.

Эта мысль приходит мне в голову настолько внезапно, что я резко выпрямляюсь, и вода переливается через край ванны. Нужно сфотографировать ступени, а потом отнести снимки Мюррею Маккензи в полицию. Посмотрим, решит ли он, что это сделала лиса.

Тихий голос в моей голове спрашивает, зачем мне это? Чтобы убедить Марка? Или полицию? Я отгоняю эти мысли, выдергиваю затычку из ванной и выскакиваю оттуда, вытершись в такой спешке, что одежда липнет к влажной коже.

Схватив телефон, я бегу вниз.

Но Марк уже убрал мертвого кролика и отмыл ступени белизной. Когда я распахиваю дверь, на крыльце ничего нет. Словно и не было.

Мюррей

Лучи зимнего солнца били в щель между шторами, пока Мюррей одевался, заправлял одеяло под подушки и разглаживал складки на покрывале, а потом раскладывал декоративные подушки в спальне так, как нравится Саре. Распахнув шторы, он заметил грузные серые тучи, наползавшие с севера, и надел поверх рубашки свитер с вырезом.

Когда посудомойка отключилась, пылесос прошелся по всему дому, а первая партия белья уже сохла на веревке, Маккензи уселся за кухонный столик выпить чаю с шоколадным печеньем. На часах была половина десятого. Время тянулось медленно. Он вспомнил те дни, когда утро сулило радость и полнилось приятными предчувствиями.

Мюррей побарабанил пальцами по столу. Нужно проведать Сару. Провести с ней утро. Может, он уговорит ее сходить в кафе или прогуляться по саду. А на работу поедет уже из больницы.

Джо Доукинз, медсестра, присматривавшая за Сарой и работавшая в Хайфилде уже десять лет, не пропустила его дальше коридора.

– Мне очень жаль, дорогой мой. У нее плохой день.

«Плохой день» означал, что Сара не хочет его видеть. Обычно в такой ситуации Маккензи сразу отправлялся домой, смирившись с тем фактом, что у всех бывают моменты в жизни, когда хочется побыть наедине с собой. Но сегодня он решил настоять. Мюррей скучал по Саре. И хотел обсудить с ней дело Джонсонов.

– Может, попробуете еще раз? Скажите, что я не задержу ее.

– Я посмотрю, что можно сделать.

Оставив его в приемной, Джо удалилась. Когда-то приемная была холлом особняка, но ее неудачно перестроили еще в те времена, когда списка архитектурных памятников, требующих защиты, не существовало. Массивные пожаростойкие двери, все с кодовыми замками, вели в палаты и кабинеты врачей, стены и потолок уродовали поклеенные на ДСП обои.

Когда Джо вернулась, выражение ее лица не предвещало, что что-либо изменилось.

– Она сказала почему?

Пограничное расстройство личности. Вот почему.

– Ну… нет. – Джо колебалась.

– Сказала, верно? Ну же, Джо, вы знаете, что я могу принять ваш ответ.

Медсестра смерила его взглядом.

– Ладно. Она сказала, что вам следует… – Женщина подняла руки и нарисовала в воздухе кавычки, дистанцируясь от слов своей пациентки. – Следует «трахаться с другими бабами, а не тратить свою жизнь на любовь к психичке».