Нельсон Демилль - Реки Вавилона

Были погибшие и среди секретарей, переводчиков и помощников. Четверых мужчин и женщин ашбалы убили на постах наблюдения и подслушивания, некоторым раненым не суждено было долететь живыми до Иерусалима. Бург не знал их всех, и это даже радовало его, потому что в его сердце уже не осталось места для скорби.

Но самая жестокая статистика — это пропавшие без вести. Оплакивать ли их смерть или надеяться, что они лежат где-нибудь, страдают, но все же живы? Будет ли лучше, если арабы упрячут их в какой-нибудь страшный лагерь? Лучше других на этот вопрос могла бы ответить Мириам Бернштейн. Теперь ей будет неизвестна судьба уже двух близких мужчин.

Пропала без вести и Ноеминь Хабер. И никто не знал, что с ней случилось. Кто-то предположил, что, может быть, она спустилась вниз по склону, подобралась поближе к ашбалам и застрелила Моше Каплана, оборвав его мучения. Ведь все слышали выстрел, и вряд ли можно было надеяться, что это арабы неожиданно проявили милосердие и застрелили Каплана. Но где же она? Коммандос ее не нашли.

Исчез неприметный и загадочный Макклур. Бург знал мир Макклура, потому что это был его собственный мир. В этом мире все было возможно, но бегство от спасителей выглядело довольно странно даже по меркам этого мира. Он ли убил Ричардсона? Бург подозревал, что это сделал Макклур, и знал почему. Врачи из второго транспортного самолета сообщили, что не нашли пулю, убившую Ричардсона, а значит, она была выпущена с очень близкого расстояния и прошла навылет.

Но где же сейчас Макклур? Возможно, уже в американском посольстве в Багдаде, а может быть, дома у агента ЦРУ в Хилле. В один прекрасный день он появится, скажем, в качестве работника архива в библиотеке информационной службы США в Бейруте. Такие вещи — обычное дело.

Майору Бартоку захотелось выяснить, хорошо ли Бург знал Хоснера.

— Он действительно был настоящим лидером?

— Безусловно. — Хоснер. Где же Иаков Хоснер? Возможно, мертв. Узнают ли они когда-нибудь об этом?

Это была настолько сложная натура, что его смерть — или исчезновение — вызывала противоречивые чувства. Остался он на холме не просто потому, что хотел лично отомстить Ахмеду Ришу, хотя в его поступке наверняка присутствовал и этот мотив. И все же здесь было нечто большее. Хоснер хотел умереть, но он хотел и жить. Беспроигрышный вариант. Хоснер остался победителем до конца. Возвращение в Иерусалим грозило ему массой вопросов, на которые любой человек с обостренным чувством гордости не стал бы отвечать. И он остался в Вавилоне.

Мириам Бернштейн сидела на полу, прижавшись спиной к перегородке, согнув ноги и положив голову на колени. Приглушенный шум двигателей убаюкивал оцепеневшее тело. Министр иностранных дел уселся рядом с ней на откидное брезентовое кресло. Эйфория уже прошла, некоторые люди дремали, и лишь несколько человек приставали ко всем с расспросами. Даже коммандос, похоже, не хотели ни слушать, ни разговаривать и поэтому уединились в хвосте самолета. В отсеке стоял запах человеческих тел и лекарств.

Мириам посмотрела на Давида Бекера, который тоже сидел на полу невдалеке от нее. Он не спал, но мысли его, похоже, витали где-то далеко. «Как много героев, — подумала Мириам, — но если бы надо было выбрать из них одного, то им, безусловно, стал бы Давид Бекер». Профессиональную похвалу от капитана Гейса и лейтенанта Штерна он выслушал с каким-то смущением и мальчишеской застенчивостью. Превосходный пилот. Настоящий герой. В Иерусалиме к нему будут относиться по-королевски. Поможет и американское происхождение. Мириам поймала себя на мысли, что не сводит глаз с Бекера. Он выглядел таким одиноким.

Мысли Бекера вернулись к действительности, когда он заметил пристальный взгляд Мириам. Он попытался улыбнуться, но понял, что вышло это у него плохо. Бекер покашлял, прочищая горло, и тихо произнес:

— Мы потеряли наш бортовой журнал.

Мириам улыбнулась.

— А мою хронику, наверное, разнесло в клочья бомбой.

— Плохие мы писатели.

— Это уже точно.

— Да. — Бекер улыбнулся и закрыл глаза.

Увидев, что он спит, Мириам почувствовала, что ее тоже клонит в сон. Она закрыла глаза.

Министр иностранных дел наклонился к ней и похлопал по плечу.

— Нам необходимо подготовить общее заявление, которое мы сделаем, когда приземлимся. Главное не связывать произошедшие события с мирной конференцией. Нам надо восстановить те атмосферу и дух, которые царили до… — он помахал рукой, — … до того как все это случилось.

Мириам подняла голову и посмотрела на него.

— Я не поеду с вами в Нью-Йорк.

Изумленный министр уставился на нее.

— Почему?

— Я не верю в эту конференцию.

— Чушь.

Мириам пожала плечами. А что бы сказал Иаков Хоснер? Он всегда был настроен цинично по отношению к миссии мира, но, может быть, он бы посоветовал ей поехать на конференцию и дать всем понять, что она будет занимать чертовски жесткую позицию. Если арабы рассчитывают на нее, как на слабое звено в делегации Израиля, то им придется пересмотреть свои взгляды.

— Вы измените свое мнение через день или два, Мириам.

— Возможно. — Ей не хотелось сейчас спорить. Откуда-то из середины отсека донесся голос Эстер Аронсон. Она читала из Книги Пророка Иеремии: «… ибо вот, Я спасу тебя из далекой страны и племя твое из земли пленения их; и возвратится Иаков…» Племя? Его племя? Его племя, вынесенное из Вавилона? Может быть. Мириам инстинктивно прижала ладони к животу.

Министр иностранных дел снова похлопал ее по плечу.

— Я бы сказал, что это был акт истинного самопожертвования и альтруизма… с его стороны, я имею в виду то… что он остался и сдерживал ашбалов.

Мириам через силу улыбнулась.

— Альтруизм? Да Иаков Хоснер не знал даже значения этого слова. Нет, уверяю вас, это было чистое самопожертвование. Он не желал отвечать на вопросы… связанные не только с этими бомбами в «Конкордах», но и с его командованием… со всеми убитыми во время этого командования. Думаю, он предпочел умереть, только бы не попасть на скамью подсудимых. — Она снова попыталась улыбнуться, но по щекам потекли слезы.

Ариэл Вейзман смутился и погладил Мириам по руке.

— Успокойтесь, может быть, он еще жив.

Мириам подумала о муже. Ей то же самое постоянно говорили и о нем. И вообще в Европе было еще много евреев, печатавших полные горечи объявления в надежде после всех этих ужасных лет отыскать своих мужей, жен, сыновей и дочерей. Она посмотрела на Ариэла Вейзмана, на ее лице появилось такое суровое выражение, которого министр никогда раньше не видел. Мириам процедила сквозь стиснутые зубы:

— Он мертв, черт побери. Мертв. И будь он проклят за то, что наплевал на свою жизнь. — Она закрыла лицо руками и заплакала.