Нельсон Демилль - Реки Вавилона

На Бекера не произвели впечатление ни эрудиция Хоснера, ни его планы на будущее.

— Что меня действительно раздражает, так это то, что мы вынуждены сидеть и ждать, что еще выкинет этот сумасшедший. А сами ничего предпринять не можем.

— А может, и следовало бы, — заметил Хоснер. — Возможно, настало время нам перейти в наступление.

При этих словах Бург оживился.

— Что ты имеешь в виду?

Хоснер растянулся в кресле.

— Они, наверное, уже вернулись в свой лагерь к воротам Иштар. И если они собираются снова атаковать после захода луны, то сначала они соберутся в районе сосредоточения, на рубеже атаки у подножия склона. Это обычная военная процедура. Наиболее удобное место для этого — район городской стены. Мы можем устроить там засаду. Человек десять или пятнадцать вполне справятся.

Бург покачал головой.

— Ради Бога, Хоснер, не строй из себя генерала. Все, что мы можем, так это не допускать их на вершину холма. Нельзя никого посылать за пределы периметра обороны. Если наши люди, которые устроят засаду, не дождутся арабов, то, когда начнется атака, у нас будет на десять — пятнадцать человек меньше.

— Но тогда они смогут атаковать ашбалов с тыла, — не сдавался Хоснер. — Или напасть на их лагерь. Перебить раненых и санитаров, вывести из строя средства связи, сжечь жилища и, может быть, даже освободить Дебору Гидеон.

Бург несколько секунд разглядывал огонек трубки.

— Кто ты, Хоснер… вождь Аттила или руководитель службы безопасности авиакомпании «Эль Аль»? Перебить раненых… сжечь жилища… Ты рехнулся? Держись подальше от полной луны.

— Он всегда был сумасшедшим, во всяком случае, все то время, пока я работаю в «Эль Аль», — вставил Бекер отнюдь не шутливым тоном.

— Но мы должны что-то делать! Хотя бы отправить людей с западного склона за водой.

Бург снова покачал головой.

— Если там остался хоть один ашбал, то эта затея бесполезна. Уверен, добровольцев найдется много, но я вынужден опять возразить против посылки кого-либо за пределы периметра. Включая и на посты наблюдения и подслушивания. То, что произошло с ними, просто ужасно. — Сейчас Бург чувствовал уверенность в своих способностях возглавить обороняющихся. Ведь как бы там ни было, но Хоснер во время боя покинул командный пункт, и Бург понимал, что это укрепило его позиции. Ведь именно его, Бурга, люди видели стоящим на командном пункте и отдающим приказы. Да, впечатление он произвел, и второстепенная роль его уже больше не удовлетворяла. Теперь он может говорить с Хоснером на равных, и Хоснер будет вынужден прислушиваться к его мнению. — Жесткая оборона. Никаких вылазок. Воду будем растягивать. Никаких передовых постов наблюдения и подслушивания. Спрячемся в панцирь, как черепаха, и будем сидеть там, пока кто-нибудь не догадается, что мы здесь.

Хоснер поднялся с откидного кресла и вперил долгий взгляд в Бурга.

— Знаешь что, я думал, превращение наших пацифистов в посвященных убийц было чудом. Но, оказывается, самое большое чудо, которое мне удалось увидеть, это превращение Исаака Бурга из незаметного, тихого, полупрозрачного, маленького человечка-разведчика в важную персону. Из плоти и крови. Даже со своими собственными взглядами. Фельдмаршал фон Бург. Значит, тебе это нравится, да? Как хорошо быть королем этого холма, хозяином своей собственной судьбы и держать в своих руках судьбы других людей. Если бы сегодня ночью ты совершил ошибку, то отвечать за это пришлось бы не тебе, а мне. Но поскольку ты победил… ах, вот оно в чем все дело, Исаак. Поскольку ты победил, они будут радостно приветствовать тебя, а ты пройдешь через ворота Яффы, словно римский император.

Бург поднялся.

— Все это чушь. Я просто подумал, что ты сможешь воспользоваться некоторыми советами. Боже мой, Хоснер, неужели тебе не нужна помощь?

Бекер отвернулся к бортовому журналу и занялся своим делом.

— Единственная помощь, которую я могу принять, — это помощь профессионального военного, такого, как Добкин. Но не твою. — Хоснер понизил голос. — Ты мне нравишься, Исаак, но не становись на моем пути.

— Но я уже стою на твоем пути, нравится тебе это или нет. И имею право голоса при принятии решений. — Трубка Бурга прыгала у него во рту.

Хоснер понял, что Бург настроен решительно. Он неожиданно рассмеялся.

— Ублюдок! — Хоснер направился к двери кабины. — Хорошо, если уж ты так сильно желаешь этого, пожалуйста. Добро пожаловать на вершину власти. Если я спрыгну с нее, то ты снова останешься один. — Он продолжал смеяться, проходя через салон к аварийному выходу, потом крикнул через плечо: — Ты жалкий ублюдок!

Бенджамин Добкин смотрел в лица склонившихся над ним шести или семи арабов. Один из них наклонился еще ниже и потряс Добкина за плечо. Эти люди говорили на ломаном арабском. Но почему же арабы говорят на ломаном арабском?

Добкин вспомнил, как полз по берегу реки, терял сознание и снова полз. Он понятия не имел, сколько времени прошло с того момента, как он покинул холм. Луна стояла высоко в небе, ощущалась прохлада. Добкин медленно шевельнул рукой, чтобы не насторожить арабов, и полез в карман за таблетками наперстянки, но их в кармане не было. Один из арабов поднес к его лицу пластиковый мешочек с таблетками. Добкин попытался вырвать его, но араб отдернул руку и спросил на плохом арабском:

— Лекарство? Тебе надо?

— Да, — ответил Добкин. — Лекарство. Надо.

Арабы забормотали. Другой из них наклонился над Добкиным и тоже что-то поднес к его лицу.

— Пазузу. Злой дух.

Добкин уставился на расплывчатую фигурку злого духа, находившуюся в нескольких дюймах от его глаз. Он предположил, что наличие в его кармане злого духа Пазузу и помешало ему выбраться на нужный берег, вместо этого он попал в лапы к мусульманам. Он пробормотал по-арабски что-то насчет археологической находки, но арабы, казалось, не слушали его. Державший статуэтку швырнул ее на землю и отвернулся.

Теперь они начали говорить между собой, и до Добкина медленно дошло, что в их странном арабском проскальзывают слова на иврите.

Он сунул руку под рубашку в поисках звезды Давида. Она была на месте. Добкин вытащил ее вместе с цепочкой, звезда блеснула в холодном, голубом лунном свете.

— Shema Yisroel Adonoi Eiohenu Adonoi Echod.

Слова Добкина произвели такой эффект, словно он свалился с неба, что в общем-то было не так далеко от истины. Мужчины прекратили разговор и уставились на него широко раскрытыми глазами.

Добкин медленно заговорил на иврите, подбирая классические слова, которые, он надеялся, они знали из Библии.

— Я Бенджамин Добкин, алуф. — Вместо слова «генерал» он употребил древнее слово «алуф». — Алуф-израильтян. — Я прибыл сюда на… — Они могли не понять на иврите слово «самолет», поэтому Добкин произнес это слово по-арабски. — Мне нужна помощь. Там, на холме, евреи… в Вавилоне… они нуждаются в помощи. Вы поможете?