Фиона Бартон - Дитя

«Ну что, легенда готова», – говорю я мысленно, заставляя себя вернуться к своей насущной задаче.

Я набираю номер The Daily Post , жду, когда ответят на звонок.

– Daily Post , слушаю вас? – щебечет бодрый женский голос.

– Э-э… Будьте добры, а могу я побеседовать с Кейт Уотерс? – говорю я в трубку, с ходу напоминая откровенную самозванку.

– Соединяю.

– Приветствую. Кейт Уотерс, – раздается усталый голос.

Начинается.

Моя так тщательно подготовленная первая фраза мигом испаряется из головы, и я неуверенно говорю:

– Здравствуйте, это Кейт Уотерс? – хотя она сама только что мне представилась.

– Да. – Голос как будто делается четче.

– Простите, мне никогда еще не доводилось общаться с прессой, – бормочу я.

– Не волнуйтесь, все в порядке. Чем могу вам помочь? Как, простите?..

Пару мгновений я вспоминаю, какое имя себе выбрала, и наконец выпаливаю:

– Энн. Энн Робинсон.

– Итак, Энн, чем могу быть вам полезна?

– Я звоню насчет того младенца на строительной площадке, – говорю я и тут же различаю ее еле слышное «О-о!». – Видите ли, я когда-то жила на Говард-стрит…

– Правда? А когда это было, Энн?

– Ну-у, с начала семидесятых до середины восьмидесятых. Я прочитала вашу заметку на прошлой неделе и вот решила вам позвонить.

– Я так этому рада, Энн!

Она без конца обращается ко мне по имени, и всякий раз у меня в голове непроизвольно вспыхивает: «Что еще за Энн?»

– А сколько лет вам тогда было? Моя статья каким-то образом всколыхнула вашу память, Энн? – добавляет она.

– Вроде того, – отвечаю. Звучит это, должно быть, не очень убедительно. – Я уехала оттуда еще подростком. Мы снимали там дом, мама и я. – «Я слишком много ей выбалтываю. В блокноте нет всех этих деталей. Надо все же придерживаться плана». – Просто, насколько я помню, на нашей улице был дом, где полно жило наркоманов, сидевших на героине и прочей дряни. Вот я и подумала: может, они как-то с этим связаны? В смысле, с младенцем.

– А что, очень интересная мысль! А в каком доме вы тогда жили? Вы знали кого-нибудь из них? Может, вам удастся вспомнить какие-то имена?

Ее вопросы один за другим громоздятся передо мной, и я стараюсь дышать глубже, слушая, как она все больше вкапывается в толщу моего вранья.

– Кажется, одну из них звали Кэрри, – говорю я. – Но я же с ними не общалась. Да и никто другой вообще-то. Их выгнал домовладелец, когда соседи стали жаловаться на постоянную вонь и беспорядок.

– А какие соседи? – уточняет Кейт Уотерс.

– Не могу точно сказать.

– На самом деле это замечательно, что вы мне позвонили! Я как раз разыскиваю тех, кто жил на Говард-стрит в семидесятых, чтобы порасспросить, не помнят ли они чего-нибудь. Может, каких-то странных рождений. Или что у кого-то исчез ребенок.

Журналистка начинает делиться со мной тем, что она знает, и я спрашиваю, рассчитывая выведать побольше информации:

– А кого вы разыскиваете? Вы уже кого-нибудь нашли?

– Постойте-ка, – спохватывается она, – у меня же есть список. Вы не против, если я вам его зачитаю? Вдруг вы кого-нибудь там признаете?

– Давайте, конечно. Это вообще ужасно таинственная история, правда?

– Совершенно верно. В полиции, похоже, даже не представляют, что произошло, – говорит Кейт, и мне сразу дышится гораздо легче. Но тут она добавляет: – Я в данный момент пытаюсь отследить одну весьма любопытную линию. Шансов, конечно, немного, но из этого может получиться потрясающий сюжет.

– В самом деле? – вставляю я ужасно скрипучим голосом.

Не успеваю я задать следующий вопрос, как журналистка начинает читать мне перечень обитателей Говард-стрит. Джуд в этом списке есть, и, мгновение поколебавшись, я все же отвечаю «нет». Надеясь, что Кейт Уотерс не заметила этой заминки, я пытаюсь отвлечь ее кое-какой информацией о миссис Спирринг, а заодно интересуюсь, бывала ли она сама на Говард-стрит.

– Что? Ах да, – отвечает журналистка. – Была там пару раз и еще собираюсь наведаться. В тамошний паб.

– «Королевский дуб».

– Именно. Надо думать, ваше старое любимое местечко, – с усмешкой высказывает она, и я бормочу что-то насчет того, что была несовершеннолетней.

Рассмеявшись, Кейт возвращается к списку имен и, добравшись до конца, восклицает:

– Надо ж, как странно! У меня в списке нет никакой Энн Робинсон.

– Ну, что же, как я уже сказала, я была еще ребенком и никак не могла попасть в список избирателей, – поспешно объясняю я.

– Ну да, конечно. Но вы обмолвились, что жили там с мамой, да? Уж она-то точно должна быть в этом списке, верно?

– М-м-м, наверно, да.

– Дайте-ка я еще раз посмотрю… Нет, никакой Робинсон нет.

– Это моя фамилия в замужестве, – вдруг выдаю я.

Гляжу в блокнот, на свой «сценарий» ответов, и понимаю, что мне больше нечего ей сказать. «Надо побыстрее сворачивать разговор, пока она ни о чем больше не спросила».

Я оборачиваю кулак краем кардигана и стучу в стол.

– Ой, ко мне там кто-то пришел. Знаете, мне надо идти…

– Но, Энн, мне еще столько всего надо у вас спросить! Могу я взять ваш номер телефона и перезвонить вам попозже?

– Простите, простите, мне правда надо идти, – повторяю я еле слышно и кладу трубку.

Я записываю все то, что она мне сказала, и уже начинаю намечать, что скажу в следующий раз, когда ей позвоню.

Среда, 4 апреля 2012 года

Понадобилось еще два дня, чтобы Спаркс, Анджела Ирвинг и ведущий это дело полицейский смогли наконец между собой все обсудить и записать Анджелу на тест ДНК.

– Всего-то ведь надо было три телефонных звонка! – жаловалась Кейт Джексону. – Какая долгая волынка, чтобы только записаться!

Ее досада усугублялась этакой игрой в кошки-мышки с новостным редактором, который вдруг преисполнился стремлением поручать Кейт всякий материал, что только оказывался на его столе. Ей удалось отбрыкаться от трех очередных замыслов Терри, когда наконец Боб Спаркс прислал ей сообщение на мобильный: «С Анджелой Ирвинг связались, ее данные переданы лондонским ребятам. До связи».

Не успела Кейт набрать его номер, как позвонила Анджела. Женщина была настолько взбудоражена, что даже забыла поздороваться.

– Кейт, я завтра еду в Лондон. Я сказала, что лучше сама к ним съезжу, чем делать это здесь. Меня хотят проверить на соответствие ДНК Элис… то есть того младенца.

– Здравствуйте, Анджела, – как можно бесстрастнее ответила Кейт. Она понимала, что на ее чувства к этой матери, понесшей ужасную утрату, невольно наложилась новая информация от детектива-инспектора Ригби. Он поведал ей о той Анджеле, которой Кейт не знала, и это слово «льдышка» прочно засело у нее в мозгу. – Замечательно, что вам сделают тест, однако давайте все же не будем забегать вперед.