Александр Содерберг - Добрый волк [litres]

Гусман оглянулся и посмотрел вслед Томми.

Один из пожарных перекусил цепь и опустил Эдди на матрас. Боман лежал, как мертвый. В этот момент подоспели медики – мужчина и женщина в зелено-желтых светоотражающих комбинезонах. Они присели на пол рядом с Эдди, пощупали у него пульс, заглянули под веки, прослушали сердце.

Женщина достала капельницу. Каролина наблюдала за действиями врачей, не дыша.

– Разряд, – скомандовал мужчина, прижимая к изрезанной груди Бомана две массивные шайбы дефибриллятора.

Прибор запищал, когда женщина дала разряд. Тело Эдди дернулось и снова замерло. Медичка взглянула на дисплей ЭКГ и покачала головой:

– Ничего…

Они работали слаженно, профессионально. У Бергер похолодели ноги.

– Разряд…

Новый щелчок. Тело дернулось и подскочило, оторвавшись от пола. И снова безжизненно обмякло.

И еще… Новый щелчок – на этот раз подскочила Каролина. Пульса не было. Аппарат ЭКГ не подавал признаков жизни. Эдди Боман был мертв.

Медики не сдавались, делали ему какие-то инъекции, щупали, прослушивали, суетились.

Время шло. Все варианты были испробованы. Врачи зафиксировали время смерти и собрали вещи.

Журналистка присела рядом с телом, взяла Бомана за руку и вгляделась в его изуродованное лицо. Порезы были глубокими, длинными. В колотых ранах чернели застывшие сгустки крови. Он умер в муках.

Каролина снова перевела взгляд на его лицо – бледную, бескровную маску смерти. Что-то во всем этом было не так… В лице Эдди не чувствовалось умиротворения. Как будто для него не все еще было кончено, и он все еще страдал внутренней, душевной болью.

Бергер собиралась уходить, когда вдруг почувствовала его присутствие. Эдди был здесь. И не в этом безжизненном теле, а где-то рядом с ней, в этой гостиной. И он просил Каролину о помощи.

Кто-то положил руку ей на плечо. Журналистка подняла глаза – над ней стояла женщина-медик.

– Вынуждена просить вас уйти, – сказала она. – Полиция не разрешает посторонним находиться на месте преступления.

– Да, конечно… – прошептала Каролина. – Я знаю…

Но что-то не отпускало ее от Эдди. Она склонилась к его лицу.

– Что вы делаете? – На этот раз ее окликнул мужчина.

– Подождите… – Бергер провела рукой по израненному запястью Бомана, прикрыла глаза и изо всех сил прокричала ему в ухо: – Эдди!

Потом еще и еще раз… Звук ее голоса отдавался эхом в пустой комнате. Каролина вдыхала полные легкие воздуха и выдыхала его вместе с криком прямо в слуховое отверстие лежащего на полу мужчины:

– Эдди!

Медики недоуменно переглядывались.

– Пойдемте. – Женщина осторожно взяла Бергер за плечо. – Его здесь нет.

Но Каролина ее не слышала.

Она схватила Бомана за запястье. Сжала.

– Эдди! – До боли в голосовых связках.

– Пойдемте, – мужчина взял журналистку под мышки, но она вывернулась.

– Оставьте меня.

Медик испуганно попятился.

Внезапно Каролине почудилось, что по руке Эдди как будто пробежала теплая струйка. И что-то едва ощутимо зашевелилось.

– Он здесь! – Бергер повернулась к медикам. – Вот! Потрогайте!

Женщина потупила глаза.

– Пойдемте, вам нужна помощь, – сказала она и взяла Каролину за руку.

– Пощупайте пульс, говорю я вам…

Медики глядели на журналистку с сочувствием.

– Мы уже делали это…

– Пульс!

Они переглянулись. Женщина кивнула мужчине. Тот нехотя присел на корточки, взял Эдди за руку и приложил два пальца к вене. И тут его глаза округлились.

– Пульс! – крикнул он, повернувшись к коллеге.

Женщина присела рядом, отталкивая Каролину.

– Дайте мне место.

И все началось по новой. Разряд – и произошло невероятное. Эдди открыл глаза. Уставился в потолок. А потом набрал в грудь воздуха – с чудовищным утробным звуком.

Машина Янссона мчалась по шоссе в сторону южных пригородов. Томми размышлял и грыз ноготь большого пальца.

Изменился ли Гектор в лице, когда он упомянул о свидетеле? Что-то блеснуло в его глазах – не исключено, что искра ненависти. Он не остался равнодушным, в этом Янссон не сомневался. Гусман понял, по чьей вине он оказался за решеткой. Остается намекнуть ему, поманить пальцем – теперь этого будет достаточно. Гектор убьет свидетеля, то есть Софию Бринкман.

Томми вошел в лифт и поднялся к Кассандре. Бросил на постель купюры – с некоторых пор предоплата стала обязательной. Времени было мало. Когда все закончилось, полицейский надел штаны. Кассандра хотела что-то сказать, но он схватил ее за руку.

– Ни слова…

Вскоре Янссон сел в машину и развернулся в сторону Арланды. Фары метали молнии.

Он подъехал с левой стороны, отключил мобильник и положил его в перчаточный ящик. Томми не забывал об осторожности.

Янссон успел на последний рейс до Праги. В салоне он дремал, откинувшись на спинку кресла. Кофе? Нет, спасибо. Виски? Томми прокашлялся. Нет, спасибо.

Он попробовал сделать глубокий вдох, но не дотянул. Внутри что-то задрожало.

Жизнь Эдди висела на волоске.

«Скорая» пробиралась по запруженным транспортом стокгольмским улицам. Каролина устроилась сзади, рядом с умирающим. Медсестра подсоединила его ко всем возможным приборам жизнеобеспечения.

Бергер не сводила глаз с дисплея ЭКГ. Всплески на нем были, но очень слабые. В любой момент ожидали прямой линии, означавшей смерть. Но Эдди держался – бог знает какими силами.

Эдди Боман…

Каролина встала, упираясь ладонью в потолок. Всплески ЭКГ стали чуть выше, возможно, на какую-нибудь пару миллиметров. Тем не менее…

В приемном покое «Скорой» их уже ждали. Медики увезли Эдди в операционную, и журналистка осталась одна. Она вышла из больницы, встала посреди двора и попыталась понять, что же все-таки происходит.

Эдди жив – это неоспоримый факт. Но он – изгой. Звонить в полицию не имело смысла. Тем не менее его нужно как-то защитить.

Каролина вспомнила о Рэе, фотографе, с которым она обычно работала. Рэя отличала незакомплексованность и абсолютная независимость. С ним было легко.

– Тебе ничего не придется делать, – заверила его Бергер по телефону. – Будешь его сторожить. Представишься как журналист, предъявишь пресс-карту. Главное – не оставляй его ни на минуту. Если нужно будет отлучиться, найди кого-нибудь вместо себя.

– А что случилось? – спросил фотограф.

– Ты можешь просто сделать то, о чем я прошу, и ни о чем не спрашивать? – разозлилась Каролина.

– Ну… хорошо.

Перед Бергер вздымалась серая громада больничного корпуса. В первый момент она не могла решить, куда ей идти. Снова задул ветер, освежающий и одновременно по-летнему теплый. Светило солнце, пахло цветами и зеленью. Но на душе было скверно.