Энн Кессиди - Девочки-мотыльки

Она вспомнила лежащего на полу мистера Мерчанта, мертвого. Поежилась и притянула колени к груди. По крайней мере, Тина не видела того, что сделал ее папа. Она вспомнила, как они вдвоем репетировали выступление «Красных роз»: стояли бок о бок у длинного зеркала, точно сестры. Сестры по крови. Бедная Тина испугалась и убежала из дома. Мог ли в тот момент, на улице, кто-то подобрать ее на машине? Кто-то, кого она знала? Незнакомец? Находилась ли она в эту самую минуту в ловушке чьего-то дома? Застряла ли Тина в какой-то комнате, гадая, что происходит, пока снаружи проходит пресс-конференция и ведутся повальные обыски домов?

Петра снова заплакала.

Где Зофия? Она подошла к окну. Мимо проехала полицейская машина. Увидев ее, девочка резко отскочила назад, боясь, что ее заметят и узнают. Но это была всего лишь патрульная машина. Она приехала не за ней.

Когда вернется Зофия?

Петра села на кровать. Женщину шокировало рассказанное, но выражение ее лица словно говорило: «Я знала, что это случится!» Как будто она единственная понимала, на что способен ее папа. Он обидел ее пару недель назад, а может, еще и до этого. Наверное, Зофии хотелось бы видеть его в тюрьме. Возможно, именно туда она сейчас и пошла — в полицию. Может, в этот самый момент она рассказывала им, что произошло, тогда патрульная машина развернется, припаркуется возле дома, и за ней придут два офицера.

Она не могла повлиять на действия Зофии, но в полицию попадать не собиралась. Она не знала, сможет ли подняться и указать на своего папу, в каком бы ужасе ни находилась от его поступка. Если приедет полиция, ее здесь быть не должно.

Она взяла куртку и оделась. Слегка приоткрыла дверь, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет. Затем вышла на лестницу и быстро спустилась. Открыла входную дверь и ступила на улицу. Укуталась в куртку и, приподняв воротник, убрала волосы назад, чтобы отличаться от показанной по телевизору школьной фотографии. Она зашагала прочь от дома Зофии, как вдруг услышала крик.

— Подожди, подожди…

Она оглянулась и увидела идущую по улице Зофию. Та несла пакет. С ней никого не было. Она перешла на бег и поспешила к Петре. Взяла ее за руки и обеспокоенно заглянула в глаза. Пакет качался взад-вперед. Девочка почувствовала себя виноватой. Она стала тяжелым бременем для Зофии. А ей этого не хотелось. Из всех людей меньше всего она хотела причинять вред именно ей.

— Ты куда?

— Я думала… Думала, ты можешь пойти в полицию…

Зофия покачала головой.

— Ты возвращаешься в Польшу?

Зофия кивнула.

— Я не знаю, что делать, — беспомощно произнесла Петра.

— Идем в дом. Давай поговорим.

Петра села на кровать, а Зофия осталась стоять. Она не сняла пальто и, казалось, собиралась что-то сказать. Петре хотелось, чтобы она села рядышком, приобняла ее или взяла за руку.

— Мне кажется, ты должна это сделать, — начала Зофия. — Пойти в полицию. Все им рассказать. Поговорить с социальным работником. Она найдет тебе хорошую семью. Ты будешь жить с ними, пока тебе не исполнится восемнадцать.

Петра яростно закачала головой.

— Я не могу рассказать полиции про папу! Просто не могу!

— Когда тебе исполнится восемнадцать, ты сможешь приезжать ко мне в Польшу.

— Нет, нет…

— Все так сложно.

В этот момент открылась входная дверь. Затем защелкнулась — очевидно, кто-то вышел из дома.

— Тебя могут увидеть и узнать.

— Я могла бы жить с тобой, — прошептала Петра.

Зофия покачала головой:

— Меня за такое могут посадить в тюрьму. Тебя ищет полиция.

— Ты заботишься обо мне. А я забочусь о тебе.

— Я не знаю. Не знаю. Мне нужно подумать…

Наконец она села на кровать рядом с ней. Петра взяла ее за руку. Она была горячей, пышущей жаром. Петра провела пальцем по ее ногтям и прислонилась головой к плечу Зофии. Та подняла пакет и достала оттуда коробку с черной краской для волос. Петра посмотрела на нее.

— Нам нужно изменить твою внешность.

— Хорошо, я покрашусь.

— Не только. Нужно еще подстричься…

Зофия поднялась и подошла к чемодану. Расстегнула молнию на несколько сантиметров и достала огромную косметичку. Из нее вынула ножницы и вернулась к кровати. Петре было плевать на свои волосы. Она просто хотела остаться с Зофией.

В пятницу, после семи, Петра надела новое пальто, которое в этот день ей купила Зофия. Посмотрела на свое отражение в зеркале. Ее волосы стали короткими и черными, она выглядела совершенно иначе: чуть моложе и строже. Они готовились к побегу. Зофия проинструктировала ее. «Я выйду первой. Ты пойдешь за мной через минуту. Идем по отдельности. Квартира Марии всего в пяти минутах ходьбы».

Зофия убедилась, что внизу никого нет, и спустилась. Затем вышла за дверь. Петра досчитала до шестидесяти и последовала за ней. Она видела ее чуть дальше по улице. Петра шла, опустив голову, и размышляла о том, зачем им понадобилось к Марии. Зофия сказала, ей нужно забрать кое-какие вещи, чтобы отвезти в Польшу, но девочка думала, что это всего лишь предлог. После их разговора утром, после покраски волос они никак не обсуждали ситуацию. Зофия сходила в магазин, а потом продолжила упаковывать вещи: четыре чемодана и две сумки. Петра с ужасом наблюдала за ней. Каждый упакованный джемпер или пара носков, каждая пара обуви на шпильке, которую она запихивала в чемодан, казались зловещими.

Она скоро уедет, и Петра останется одна. Ей хотелось что-то сказать, чтобы снова поднять эту тему, но Зофия была поглощена своими мыслями, подбородок опущен, ногти без маникюра, руки заняты.

Они включили новости и увидели, что полиция обыскивает дом на Принсесс-стрит. Участок оцепили. Петра с огромным беспокойством следила за каждым шагом полиции. И все время думала о Тине. Куда она делась после того, как выбежала в темноту?

Петра вспомнила Натана Болла в фургоне. Могла ли подруга выбежать из калитки как раз в тот момент, когда фургон Натана вернулся на улицу? Видел ли он, как она вышла из дома и сада? Он бы понял, что она находилась там в то же время, что и убийцы. Мог ли он остановить ее, завязать разговор и, возможно, притворившись, что как-то связан с мистером Мерчантом, убедить поехать с ним?

Увез ли Натан Болл Тину?

Вряд ли. Ее папа бы знал. Натан Болл позвонил бы ему, написал сообщение, явился на террасу и рассказал. Что бы плохого ни совершил ее папа, он бы не допустил, чтобы с Тиной что-то случилось. Не так ли? Тина ему нравилась; он всегда включал ей свои рингтоны, а когда у него водились деньги, передавал девочке через Петру пять фунтов, чтобы та могла «купить себе что-нибудь». Но Натана Болла ничто не связывало с Тиной. Мог ли он запаниковать и решить, что Тина слишком много видела? Может, он что-то сделал, чтобы она замолчала. Петра представила, как он спрыгивает с водительского сиденья на темную улицу и идет за Тиной. Возможно, прикрывает ее рот рукой и утягивает к фургону.