Павел Любецкий - Испытание веры

— Откуда ты…

— Ты забываешь, что я был главой медицинского отдела комплекса твоего друга, а твоя медкарта вообще, наверное, самая интересная из всех, потому что меня мучил вопрос: как ты вообще попал в сборную страны с такими перенесёнными травмами. Однажды, что-то из того перечня должно было побеспокоить и спина — самое очевидное и опасное.

— Сможешь помочь? — задал вопрос Дима в надежде услышать положительный ответ.

— Как только приеду, проведу обследование. Не волнуйся, Саше я ничего не скажу, иначе он совсем с катушек слетит от своего беспокойства, но хочу предупредить: результаты могут тебе не понравиться.

— Мне говорили об этом сразу после аварии, — вспомнил Малышкин.

— На этот раз может быть всё куда серьёзнее… Ладно, как освобожусь, позвоню. До связи…

Жаркая погода, установившаяся в Бордо, мешала Саше здраво мыслить. Его настроение сложилось и без того ужасным: сильные головные боли утихомиривались лишь на время и вскоре возвращались, не давая долгих передышек. Пот лился рекой, заставляя чувствовать себя не в своей тарелке перед людьми, с которыми встречался, а в глазах временами двоилось, но всё это лишь прелюдия. Истинное самочувствие создалось вовсе не из-за собственных неудобств. Причиной этого стала неожиданно скверная новость, пришедшая с полей Франции. К подобному, казалось бы, Саша готов и ранние диагнозы Ильи не сулили ничего многообещающего, но всё же осталась надежда, которой юноша жил несколько месяцев и сейчас, она практически уничтожена.

Дело касалось пострадавших людей при взрыве отеля. Их много, но большинство поправилось благодаря всевозможной поддержке, оказываемой фондами Лардонова, целенаправленно помогавшими уже на следующий день после взрыва. Семьи, потерявшие близких, получили её в первую очередь. Саша понимал, этим никого не вернёт, но попытался сделать всё от себя зависевшее, даже, несмотря на то, что делал это из палаты больницы, в которой оказался после расчистки завалов, где едва не погиб. Он не позволил работникам фонда мешкать, не развёл бюрократию. Важной задачей являлось помочь, чем возможно, постаравшись унять боль от расставания потерянных людей, но даже это не спасло от последствий, не заметить которые невозможно.

Шесть человек, лежавшие в больнице после взрыва, до сих пор в коме. По разным причинам прошло столько времени, но проводимое лечение не принесло своих плодов. Несколько недель назад скончалась женщина тридцати лет, оставив своего восьмилетнего сына одного. Она также длительное время провела в коме, и врачи ничего не смогли сделать. Саша узнал об этом совсем недавно, но смог приехать только сейчас, когда услышал о двух маленьких девочках трёх и четырёх лет. Их приготовили к отключению от аппарата искусственного поддержания жизни по медицинским показателям. Врачи посчитали, их мозг умер и они никогда не «проснутся». Эта новость не могла не принести Саше ещё больше боли, нежели он уже перенёс. Он попытался помешать врачам, убить их, вынудив найти иные решения проблемы, но вскоре понял — сделать ничего нельзя.

— Подумай, хорошенько! — настаивал Лардонов, говоря это не в первый раз. — Ты же гений. Есть же, наверное, что-то, что все пропустили?

— Я бы и рад, — держал в руках медицинские карты Илья, продолжая изучать, — но в данном случае чудо не произойдёт. К сожалению, диагноз «вегетативное состояние» является для нынешней медицины приговором. Сознание этих девочек «отсутствует» и даже если они когда-нибудь бы и пришли в себя, что вряд ли, они могут остаться навсегда инвалидами и общаться с окружающим миром разве что глазами.

— То есть, они всё — таки могут прийти в себя? — зацепился за слово Саша.

— Понимаешь, есть такой диагноз, как «состояние минимального сознания». В этом случае, шансы на возвращение человека сохраняются, но проблема в том, что надёжного и чёткого определения разницы между двумя диагнозами не существует. К тому же, как бы ни хотелось этого говорить, но девочки слишком маленькие. Их травмы весьма серьёзные, а мозг, как и весь организм — слабый. Это приводит нас…

— Их родители скоро будут здесь. Как такое вообще можно принять? — спрашивал себя юноша.

— Не знаю, — отложил в сторону медицинские карты Илья, посмотрев на маленьких пациенток через стекло палаты. — Детей у меня нет, но боюсь предположить, что бы я сделал. Я не смог бы смириться с этим.

— Что мне сказать им? — задался вопросом Саша. — Они приедут, а мне лишь останется извиняться, снова и снова чувствовать непрекращающуюся ненависть со стороны людей, чьи жизни уже никогда не станут прежними. Наверное, это моя судьба — быть убийцей.

— Это не твоя вина.

— Знаешь, сколько раз я слышал подобное? — вздохнул он, присев на скамейку у кондиционера и закрыв ненадолго глаза. — А сколько раз мне это помогло прекратить думать обо всех тех людях, которых я видел на земле в белых простынях? Такое невозможно просто взять и выбросить из памяти. Не хватит сил, а я слишком слабый. Мне такое не под силу.

— Думаю, ты не прав, — не согласился Илья. — И ты много раз демонстрировал это. Вспомни, хотя бы, как помог Кабано?

— Помог? — открыл глаза он. — Только для того, чтобы совсем скоро похоронить?

— Ты ведь знаешь, не хватило времени. Совсем немного…

— Знаю. Я ведь был там, помнишь?

— Помню.

— Как сейчас слышу тот грохот от взрыва. На какое-то время я потерял сознание. Даже не помню, в какой именно момент здание обрушилось, не представляю, как мне удалось выжить, потому что неожиданно повезло быть не придавленным ничем тяжёлым. В жизни не часто везёт, а тут… Звёзды для меня сошлись, только вот не для Кабано, — Саша вспомнил одни из самых страшных мгновений своей жизни, испытав столько всего, что не смог понять, как вообще можно уместить в себе всё это одновременно и, если раньше сложно приходилось оставаться невозмутимым и относительно спокойным, то сейчас ему удалось. Глаза сухие, словно так всё и должно быть, хотя нередко его «застилало» слезами даже по людям, которых почти не знал. Сейчас же Лардонов вспомнил о человеке, ставшим ему почти родным и у него не получилось проявить истинных эмоций, словно что-то мешало. — Ему сильно придавило правую ногу и плечо, голова осталась целой, но он лежал лицом вниз и не мог пошевелиться. Помощь была рядом, я слышал, как спасатели пробивались к нам обоим. Я был неподалёку и всеми силами пытался подбодрить, не позволял терять сознание, не оставлял одного, отвлекая от происходящего. Казалось, ничто не могло помешать нам, выбраться, если бы не…

— Вода, — обречённо вспомнил Илья.

— Я мог двигаться, поэтому искал воздух до последнего, но он… Цезарь ничто не мог сделать. Он захлебнулся. Я слышал, как он мучился, умирал на моих глазах и в какой-то момент, я больше его не слышал. Последним, что он мне сказал…