Валентен Мюссо - Женщина справа

— Нет, четверть часа, не больше… Бетти сказала мне уходить и не вступать в общение до понедельника.

— Как вы и сделали?

— Нет. Я много раз пыталась позвонить ей из Палмдейл, в субботу и в воскресенье. Я была так расстроена, что она больше не хочет моей помощи… У меня было впечатление, что я ей больше ни к чему. Что было дальше, тебе известно… Бог знает, что произошло в тот уикенд! Только из газет на следующей неделе я узнала, что она исчезла в субботу утром, поприветствовав соседку…

Если отставить в сторону мои эгоистические соображения, Лора теперь вызывала у меня сострадание. Если бы даже моя мать не исчезла в тот уикенд в январе 1959-го, их история, несомненно, закончилась бы задолго до окончания съемок.

Однако я почувствовал себя обязанным не особенно расслабляться:

— Вы отдаете себе отчет, что я в ближайшее время проверю ваше алиби?

— Делай, что делаешь, я за это на тебя не сержусь. Я сейчас напишу тебе имена тех гостей, которые еще живы. Но ты теряешь время, Дэвид. Ты ищешь не в том направлении…

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего особенного, — сказала она бесцветным голосом, расставляя чашки на столе.

— Лора, я же вижу, что у вас есть что-то на уме. Вы должны мне это сказать, сейчас же! Дело принимает такой оборот, что в любом случае правда выйдет наружу! Вопрос только, это произойдет с вашей помощью или без нее?

Она отпила глоток чая. Я сделал то же самое, чувствуя, что в горле ужасающе пересохло.

— Я долго настаивала его… слишком крепкий, — произнесла она с гримаской.

В это мгновение мобильник сообщил мне, что я получил новую эсэмэску. «Все хорошо?» Я быстро отстучал на клавиатуре: «Да, скоро вернусь, не беспокойся».

— От Эбби?

— Откуда вы ее знаете?

— Ты мне говорил о ней в тот раз. Принимая во внимание, сколько сейчас времени, догадаться нетрудно.

— Разумеется… Эбби беременна.

Не знаю, почему у меня изо рта выскочила эта фраза. Может быть, потому, что, несмотря на всю эту ложь и мою глупую ревность, мне было хорошо в компании Лоры.

— Это великолепно, — с улыбкой сказала она. — Как ты себе представляешь своего ребенка? Помнится, в прошлый раз…

Мне на память пришел наш разговор в ботаническом саду.

— Вы были правы: мужчина никогда не чувствует, что готов стать отцом. Но, если оглянуться назад на последние несколько дней, это лучшее, что могло со мной произойти.

Лора продолжила пить чай. Глядя на нее, я подумал, что моей матери сейчас должно быть примерно столько же лет. Я представлял себе, как она живет в деревянном доме окнами на морскую набережную в Малибу или Санта-Монике, окруженная книгами и кошками. Долгими летними днями мы бы листали толстые альбомы, где я бы видел, как медленно, страница за страницей, она стареет, превращаясь в ту женщину, которую вижу перед собой сейчас, все такую же прекрасную и меланхоличную, — глядя изображения, которых никогда не существовало и которые я был не в состоянии ясно себе представить.

— А твой отец?

Лора вернула меня к действительности.

— Ты что-нибудь о нем выяснил? — продолжила она.

— Мой отец? Это его вы имеете в виду, говоря, что я ищу не в том направлении?

Она не ответила.

— Вы что-нибудь знаете, Лора? Вы всегда мне говорили, что вам не известно, кто это…

— Думаешь, в течение тех месяцев, когда мы с Бетти любили друг друга, она могла бы скрыть такое от меня?

— Хорошо подумайте над тем, что собираетесь мне сказать. Есть ложь, которая может иметь ужасные последствия.

Она уверенно выдержала мой взгляд, что окончательно убедило меня, что она намерена сказать мне правду.

— Теперь ты имеешь право это знать.

— Кто мой отец, Лора?

— Это друг Уоллеса Харриса… по правде говоря, его самый верный друг.

Мне показалось, что стул сам собой выскальзывает из-под меня.

— Его зовут Сэмюэл Кроуфорд, и я знаю, что он еще жив.

Ноябрь 1957 года

Шум голосов. Сдержанные и безудержные смешки. Элегантные наряды и знаменитые лица, проплывающие между вычурных колонн из порфира из холла в банкетный зал…

Вечер затягивался. Он происходил на роскошной вилле невероятно богатого агента, имя которого Элизабет не запомнила: что-то, заканчивающееся на «вуд» или «худ». Она стояла в углу гостиной с почти пустым бокалом в руке и деланой улыбкой на губах. Хозяин дома только что устроил глупый конкурс шарад — одна из ребяческих игр, предназначенных для того, чтобы продлить вечер, сделать его интереснее и оживленнее в этот поздний ночной час. Элизабет наблюдала за гостями издалека — простой зрительницей пьесы, интригу которой она так и не поняла.

Здесь она оказалась, по сути, случайно. В конце съемочного дня у нее была роль в комедии — официантки, произносящей какие-то три реплики, которые, конечно же, при монтаже будут вырезаны. Знакомый статист пригласил ее поужинать. И как он об этом сказал… «Я получил нечто вроде приглашения на вечеринку». Она согласилась.

Вихрем ворвалась к себе, чтобы торопливо натянуть единственный свой вечерний наряд: платье за 15 долларов, сшитое просто кошмарно. Она не переставая дергала неправильно заложенные складки.

Они прибыли в числе последних гостей. Правило, которому научил ее приятель с курсов драматического искусства: если хочешь эффектно появиться и чтобы все взгляды были обращены на тебя, лучше обставить свое появление именно так, остальное уже вопрос дозировки. Остается, правда, риск, что запоздавшие гости попадут в общество уже слишком нетрезвое, чтобы обратить на них хоть малейшее внимание.

Приятель-статист исчез после третьего стакана. Может быть, он нашел себе другую компанию, где ему интереснее, чем с ней? Старую обладательницу наследства, ищущую объект для покровительства, или актрису на склоне лет, желающую убедиться, что не потеряла способности соблазнять? В любом случае к этим категориям она точно не принадлежит. Одного того, что газеты могут упомянуть тебя в числе присутствующих, хватало, чтобы забыть, насколько тут скучно. Более того, если бы руководители киностудий увидели ее среди настоящих кинозвезд, они бы подумали, что она — одна из них.

Элизабет не заметила мужчину, который двигался в ее направлении. Она увидела его, только когда он оказался прямо перед ней: лет тридцати, живой взгляд, тонкие усики, смокинг, сидящий на нем настолько хорошо, насколько ужасно было ее платье.

— Добрый вечер. Я все время за вами наблюдаю и…

Она закусила губы. Небольшое удовольствие выносить болтовню салонного казановы.

— Я смотрю, вам не удалось сильно подрасти? — оборвала она, пристально уставившись на него.

Мужчина будто прирос к месту.

— Простите?

Элизабет громко рассмеялась.