Тесс Герритсен - Хранитель смерти [litres]

– Но почему же он выбрал Джозефину? Я постоянно возвращаюсь к этому вопросу. Почему на работу взяли именно ее, а не кого-либо из тех искавших работу египтологов или других молодых выпускников, которые наверняка тоже присылали резюме?

– Не знаю. Я был не в восторге от его выбора, но спорить не было смысла – создавалось впечатление, что он уже все решил и я не смогу ничего изменить. – Вздохнув, Робинсон посмотрел в окно. – А потом я познакомился с ней, – тихо продолжил куратор. – И понял, что ни с кем другим я не захотел бы работать. Никого другого я бы… – Он умолк.

На этой улице, состоявшей из скромных домиков, движение не затихало ни на минуту, однако гостиная куратора, казалось, замерла в какой-то другой, более изысканной эпохе, когда взъерошенный эксцентрик вроде Николаса Робинсона мог счастливо состариться в окружении книг и карт. Однако он влюбился, и вместо счастья на его лице отражалось страдание.

– Она жива, – проговорил Робинсон. – Мне необходимо в это верить. – Он посмотрел на Джейн. – Вы ведь тоже в это верите, так?

– Да, верю, – подтвердила Риццоли. И отвела глаза в сторону, чтобы по ним куратор не смог прочитать продолжение ответа: «Но я не знаю, сможем ли мы ее спасти».

В тот вечер Маура ужинала в одиночестве.

Она собиралась устроить романтический ужин для двоих и за день до этого прошлась по рядам продуктового магазина, набирая китайские карликовые лимоны, петрушку, телячьи ножки и чеснок – все ингредиенты для любимого Дэниелом оссобуко. Однако даже самые тщательно спланированные встречи людей, состоящих в непозволительной связи, могут рассыпаться от одного-единственного телефонного звонка. Всего несколько часов назад сконфуженный Дэниел сообщил ей новость: сегодня вечером ему придется ужинать с приехавшими из Нью-Йорка епископами. А закончил разговор так, как делал это обычно: «Прости меня, Маура. Я люблю тебя, Маура. Мне очень хотелось бы не ходить туда».

Однако он все равно ходил.

Теперь телячьи ножки лежали в морозилке, а вместо оссобуко она вынуждена в одиночестве поглощать жареный сэндвич с сыром и крепкий джин-тоник.

Маура воображала себе место, где сейчас находится Дэниел. Ей представлялся стол, за которым сидят мужчины в мрачной черной одежде; прежде чем приступить к ужину, они, склонив головы и бормоча, благословляют еду. А затем под приглушенное звяканье серебряных приборов и фарфора обсуждают важные для церкви вопросы: уменьшающийся набор в семинарии, седеющее духовенство. У представителей любой профессии случаются деловые ужины, однако, когда они заканчиваются, эти люди – в мрачной черной одежде – возвращаются домой не к женам и семьям, а к своим одиноким постелям. «Неужели, потягивая вино, оглядывая стол, за которым сидят коллеги, ты никогда не печалишься из-за полного отсутствия женских лиц, женских голосов? – размышляла Маура. – И думаешь ли ты вообще обо мне?»

Прессом она прижала сырный сэндвич к раскаленной сковороде и стала наблюдать за шипящим сливочным маслом, за покрывающимся корочкой хлебом. Как и яичницу, жареный сэндвич с сыром она ела лишь в самых крайних случаях, и запах становящегося коричневым масла напомнил ей о вечерах той поры, когда она училась в медицинском колледже. Этот же аромат сопровождал болезненные вечера после развода, когда приготовление ужина было выше ее сил. Жареный сэндвич с сыром источал запах неудач.

За окном сгущалась тьма, милосердно маскируя заброшенный огород, который Маура с таким воодушевлением высадила весной. Теперь он превратился в джунгли из сорняков, зацветшего салата и несобранного гороха, затвердевшего и засохшего на спутанных стеблях-вьюнах. «В один прекрасный день, – решила Маура, – я доведу дело до конца, и мой огород будет прополотым и аккуратным. А этим летом он оказался ненужным, стал очередной жертвой кучи прочих нужд и дел. И в особенности – Дэниела».

Она заметила в окне собственное отражение с опущенными уголками губ, с усталыми, прищуренными глазами. Этот унылый образ испугал ее, словно неожиданно увиденное лицо незнакомки. А через десять, через двадцать лет будет ли смотреть на нее из окна та же самая женщина?

От сковородки поднимался дым – хлеб начал подгорать. Маура выключила конфорку, открыла окно, чтобы дым улетучился, и отнесла сэндвич на кухонный стол. «Джин и сыр, – думала она, снова наполняя свой стакан. – Вот и вся необходимая пища для тоскующей женщины». Попивая коктейль, Маура разбирала почту, пришедшую тем вечером, – отодвигала в сторону ненужные каталоги, чтобы отправить их в мусорную корзину, а счета, которые оплатит в выходные, складывала в стопку.

Конверт с напечатанными именем и адресом заставил ее остановиться. Обратного адреса не было. Разрезав конверт, Маура вынула сложенный листок бумаги. И вдруг выронила, словно он был раскаленным.

На листке были напечатаны те же два слова, которые на двери в Криспинском музее вывели кровью:

НАЙДИ МЕНЯ.

Она вскочила на ноги, опрокинув стакан с джин-тоником. По полу загремели кубики льда, но Маура, не обращая на них внимания, направилась прямиком к телефону.

После трех гудков ей ответил энергичный женский голос:

– Риццоли.

– Джейн, похоже, он написал мне!

– Что?

– Я только что получила письмо. Один-единственный листок бумаги…

– Помедленнее. Из-за движения я с трудом тебя слышу.

Маура помолчала, собирая нервы в кулак, после чего все-таки смогла говорить спокойнее:

– Письмо адресовано мне. Внутри лежит листок бумаги, на котором написаны только два слова: «Найди меня». – Глубоко вдохнув, она тихо добавила: – Наверняка это он.

– А что-то еще на этом листке написано? Хоть что-нибудь?

Маура перевернула листок и нахмурилась.

– На обороте стоят две цифры.

В трубке она услышала автомобильный сигнал и пробормотавший проклятие голос Джейн.

– Слушай, – сказала Риццоли, – я застряла на Коламбус-авеню. Ты сейчас дома?

– Да.

– Я еду к тебе. У тебя компьютер включен?

– Нет. А зачем?

– Включи его. Мне нужно, чтобы ты кое-что проверила. Кажется, я знаю, что означают эти цифры.

– Подожди-ка. – С телефоном и запиской в руках Маура торопливо пошла в кабинет. – Я уже загружаю его, – сказала она, когда засветился монитор и, зажужжав, пробудился жесткий диск. – Расскажи мне об этих цифрах. Что они означают?

– Думаю, это географические координаты.

– Откуда ты знаешь?

– Просто Джозефина рассказывала нам, что получила записку, похожую на твою, и цифры оказались координатами парка «Синие Холмы».

– И поэтому в тот день она пошла гулять?

– Убийца направил ее туда.

Жесткий диск перестал крутиться.

– Ну вот. Я его загрузила. Что я теперь должна делать?