Меган Эбботт - Как ты смеешь

Но Джимми не смеется.

Повисает долгое молчание, и я вижу, что они оба смотрят на меня.

– Вы о чем вообще? – спрашиваю я, пытаясь обернуть все в шутку.

– Молодой парень в расцвете лет, – объясняет Джимми, мрачно переглядываясь с Бет, которая лишь притворяется мрачной. Оба смотрят на меня с укором. – Он не оставил записки. Нужно рассмотреть все варианты.

– Но его жена… он…

Рядовой склоняет голову, вздыхает и пристально смотрит на меня.

– Короче говоря, полицейские пытаются выяснить, что происходило в его жизни накануне гибели. Они будут задавать вопросы, и мне придется на них отвечать.

Я смотрю на него, на Бет, притворяющуюся смущенной рядом с ним, а на деле едва скрывающую свой восторг. Кем эти двое себя возомнили – образцовым солдатом и милосердной самаритянкой?

– Скажи прямо. Ты собираешься им все рассказать про Колетт? – спрашиваю я.

– Я должен рассказать.

Я закипаю от ярости.

– Прости, – бросаю я после паузы. – Просто вспомнилась та ночь, когда я в последний раз тебя видела. На стоянке «Комфорт Инн», когда я пыталась вот ей причинное место прикрыть.

Он потрясенно смотрит на меня.

– Но вернемся к делу, – продолжаю я. – Значит, ты собираешься все рассказать следователю. Расскажешь о том, как вы напоили всех нас до беспамятства, даже четырнадцатилетних девочек? Ты, конечно, знал, что младшей в нашей команде только четырнадцать? А о Прайне тоже расскажешь?

Лицо рядового становится краснее полицейской мигалки.

Бет фыркает – раздраженно, но в то же время с уважением. « Моя школа», – небось думает она.

– Подруга оберегает свою тренершу, как сучка щенка, – Бет пожимает плечами. – Суть в том, солдатик, что мы все хотим защитить наших старших.

Джимми снова чешет шею, пока та не багровеет, потом кивает, сжимая побелевшие губы. Как будто он нас боится.

Убийство . Это слово ввинчивается мне в мозг и застревает там как заноза.

Мы идем к машине, и Бет накручивает на палец мою косичку.

– Грязную игру ты затеяла, – говорю, закатывая глаза.

– Он тебе не восьмиклассница, Хэнлон, – отвечает она. – С этого улья больше меда накачаешь, если в ушко нежно пожужжишь. А ты на него с бензопилой. Еще и «Комфорт Инн» припомнила.

– Училась у лучших дровосеков, – говорю я, поражаясь, насколько мой ответ звучит в духе Бет.

– Но наша цель не запугать его и заставить молчать, – напоминает она. – Мы же хотим выяснить, что случилось, – она смотрит на меня. – Так?

Разумеется, мы обе хотим совсем не этого.

– Наверняка тренерша и сама больше всего желает знать, что случилось с ее парнем, – Бет наклоняется ближе; как же ей все это нравится. – Уверена, она нам еще спасибо скажет. Меня удивляет, что ты не рвешься ей помочь.

– Не хочу, чтобы у кого-то из нас были неприятности, – отвечаю я. – Я забочусь о команде.

– Слова прирожденного капитана, – с улыбкой произносит Бет. – Всегда знала, что ты метишь на мое место.

– Ничего подобного, – я отворачиваюсь и продолжаю спускаться вниз. Уже совсем темно, я слышу позади ее шаги.

– Да знаю я, – говорит она, и я чувствую, что она улыбается.

Она неправа. Я никогда не хотела быть капитаном. Мне и в голову такое не приходило. Лейтенантом быть и то нелегко.

– Кроме того, – замечает она, поравнявшись со мной, – если задуматься, все это действительно странно. Мужчина в самом расцвете сил и вдруг – бам ! – стреляет себе в висок?

– В рот, – поправляю я.

И холодею.

– В рот? – молниеносно реагирует Бет.

– Так в газете было написано, – запинаясь, говорю я, – он сунул дуло в рот и выстрелил, разве нет?

С ней или без нее, нужно быть начеку. Подыгрывать. Как на матче, когда трибуны ревут, а кроссовки скрипят на полированном полу и нужно улыбаться фальшивой улыбкой, пока не заболит лицо. Пока не захочется умереть.

Спину выпрямить, грудь вперед, будь готова всегда. Ведь Бет всегда готова.

– Не знаю, Эдди, – она не сводит с меня глаз. – В рот, ты уверена?

– Или нет, – отвечаю я. – Наверное, перепутала. У меня крыша едет от нехватки сахара в крови, – я расплетаю косу, невидимки летят во все стороны и рассыпаются по земле.

Я почти чувствую ее разочарование: плохо я разыграла партию, не в пример ей.

Еще несколько часов я проклинаю себя за то, что вообще попыталась противостоять Бет, что решила, будто смогу с ней тягаться.

Если бы ты его видела, то поняла бы, что это самоубийство – вот что мне хочется ей сказать. Ты бы поняла. Увидев темное месиво вместо его лица… ты поняла бы его отчаяние, его нежелание жить.

Поняла бы, Бет?

Это ли я почувствовала?

Не знаю.

Нехотя, на долю секунды позволяю себе мысленно вернуться в квартиру, воспоминание о которой теперь похоронено в глубинах моей памяти. В темную заболоченную пещеру в центре Земли.

Для меня она такой и остается – болотом, в которое я шагнула и увидела человека под водой, тонущего человека.

Ведь было так?

Это было ужасно. Я точно знаю. Эта квартира показалась мне худшим местом в мире – и теперь это место находится внутри меня.

Вечером, наконец, звонит тренер.

– Эдди, ты не хочешь приехать? – я слышу тепло в ее голосе… и отчаяние. – Останешься сегодня у меня. Мэтт в командировке, помнишь? Мне так одиноко.

Учитывая то, что творится со мной, представляю, как терзается Колетт. И я рада, что она тоже что-то чувствует, ведь глядя на нее, понять это невозможно.

– Сделаю нам коктейли с авокадо, споем Кейтлин колыбельную, сядем на террасе, завернемся в пледы и будем смотреть на звезды. Ну или придумаем что-нибудь еще, – она всеми силами пытается меня заманить.

Еще месяц назад я мечтала об этом, и даже теперь, посреди всего, что сейчас творится – пожалуй, сейчас даже особенно – мне приятно ее внимание. Да, нас сплотило небывалое, страшное происшествие, но сплотило навсегда, правда же? И пусть наша общая тайна заставляет меня вздрагивать каждый час – она же меня и греет.

И я еду. Но Кейтлин уже спит, в холодильнике не оказывается авокадо, а на улице идет мелкий противный дождь.

Колетт сидит на табурете за кухонным столом, небрежно свесив ноги, и пишет список покупок. Потом оплачивает счет за электричество. Выжимает кухонные полотенца и рассеянно смотрит в окно над раковиной.

Теперь, когда я уже приехала, кажется, что она не хочет, чтобы я была здесь.

Словно я напоминаю ей обо всем плохом.

Я иду в туалет, а когда возвращаюсь, вижу, что она стоит у стола и смотрит на мой телефон.

– Ты можешь его просто выключить? – просит она. – Ты же никому не сказала, что едешь ко мне?

Я говорю, что нет.

Она ждет, все еще касаясь экрана пальцами. Потом смотрит, как я давлю на кнопку, пока экран не гаснет.

– Ах, Эдди, – наконец говорит она. – Давай чем-нибудь займемся. Все равно чем.