Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар [litres]

Он вздохнул и пожал плечами. Мне хотелось рвать и метать.

– Жалко вашу машину! – сказал он.

– Какую машину?

Он махнул рукой в сторону гаража, расположенного рядом с конюшней. Там догорали останки машины Криспина.

Я схватил пожарника за рукав.

– Где мой брат? – крикнул я. – Он здесь… Где он?

Пожарник покачал головой:

– В доме было пусто! Мы проверяли. Когда мы приехали, пожар еще не так сильно разгорелся и в доме было безопасно.

– Может быть, он спит!

– Да кто же может спать в таком шуме, парень!

Да, его можно было понять. Шуму действительно было немало.

– Мне надо проверить!

– Вернись! – крикнул пожарник. – Туда нельзя! Задохнешься!

Он силой остановил меня на полпути к кухонной двери. Я сказал, что мы должны найти моего брата.

Пожарник снова принялся уверять меня, что моего брата в доме нет.

– Он может быть мертвецки пьян! – Сейчас не время спасать репутацию Криспина. – Он без сознания!

А может, он опять поперся в бар и сейчас сидит там за шестой порцией двойного джина, но проверять было некогда.

– А-а!

Пожарный протащил меня через толпу людей и сплетение пожарных рукавов к ближайшей машине и сунул мне в руки кислородную маску.

– Надевай! – сказал он. – В доме сейчас темно, так что ты его найдешь быстрее моего. Если, конечно, он там.

Он дал мне каску и перчатки, и мы побежали к дому. Я на бегу лихорадочно пытался застегнуть амуницию.

В доме оказалось невероятно много дыма – густого, едкого, горячего и маслянистого. Помещения освещались только пламенем бушевавшего снаружи пожара, а это значило, что все дальние комнаты были заполнены непроглядной мглой. Дым ел глаза и заставлял их слезиться. Я поспешно натянул маску и попытался понять, где нахожусь и куда бежать.

– Где он мог быть? – прокричал пожарник.

– Может, в гостиной? Сюда!

Мы пробежали по коридору и ввалились в гостиную, где было не видно ни зги. Я ощупал диван, кресла, пол – это были те места, где обычно засыпал Криспин.

Его не было.

– Нету!

Мы бросились наверх. Наверху было очень жарко и дым был еще гуще, чем внизу. Деревянные косяки дверей местами обуглились, словно они уже горели, но пламени нигде не было видно.

Я обыскал всю спальню Криспина, потом свою – его нигде не было. В спальне Криспина было темно, в моей играли оранжевые отсветы пламени и в окно тропическим ливнем хлестала вода.

– Нету его! – крикнул пожарный.

– В ванной!

– Скорей, крыша тлеет!

Дверь ванной была закрыта, но не заперта. Я отворил ее, шагнул внутрь – и споткнулся о ноги Криспина.

Здесь воздух был почище. Пожарный протиснулся мимо меня, подхватил Криспина на плечо, точно младенца, и бросился наружу так быстро, что я и без ноши с трудом поспевал за ним.

Пожарный положил Криспина на сырую траву – больше его положить было просто некуда. Я сорвал кислородную маску и с тревогой уставился на брата.

– Он живой?

– Не знаю. Надень на него свою маску.

Пожарный сразу принялся делать Криспину искусственное дыхание, заводя ему руки за голову, а я натянул на него маску и проверил приток воздуха.

Пожарный, не останавливаясь, поднял голову и посмотрел на толпу зевак у ворот и на ряды лиц над изгородью, озаренных пламенем пожара. Я без слов понял, о чем он подумал. Третья пожарная машина, «Скорая», врач, полиция… Ни одна машина не доберется до нас, пока зеваки не расползутся по домам.

Половина крыши конюшни в ближнем к нам конце с треском провалилась. Пахнуло жаром. Пожарный ненадолго поднял глаза и ободряюще сказал:

– Ну вот, теперь, если и остальная часть крыши провалится, легче будет отстоять дом.

Я вскинул голову. Ливень искр и в самом деле уменьшился, но все же дом выглядел так, словно готов в любую секунду полыхнуть пламенем. Несмотря на все усилия пожарных, кровля в дальнем конце уже обуглилась.

Криспин по-прежнему не подавал признаков жизни, но, когда я пощупал ему пульс, пульс был. Слабый, медленный, но был.

Я с облегчением кивнул пожарнику, и он перестал делать искусственное дыхание. Он посмотрел на грудь Криспина. Она не шевелилась. Пожарный сунул руку ему под одежду, пощупал ребра. Ничего. Он покачал головой и снова стал делать искусственное дыхание.

– Давай я, – сказал я.

– Давай.

Я занял его место, и пожарник отправился помогать тушить пожар. Жаркий, ревущий, душный, дымный кошмар тянулся бесконечно.

Криспин выжил, и дом более или менее спасли.

В какой-то момент – я так и не понял когда – приехала полиция, и вскоре после этого «Скорая» увезла моего брата, все еще находившегося без сознания, в больницу, откачивать.

Первое, о чем пожарные сказали полицейским, это что здесь пахнет поджогом, и первое, о чем спросила меня полиция, – не я ли поджег свой дом?

– Меня тут не было.

– Были ли у вас денежные затруднения?

Я недоумевающе посмотрел на них. Они стояли посреди развалин, от сырых почерневших углей все еще валил густой горячий дым, а они как ни в чем не бывало вели расследование!

– И это все, чем вы можете помочь? – спросил я. Но их поведение давало понять, что они здесь вовсе не затем, чтобы помогать.

В ту сумасшедшую ночь казалось верхом нелепости, что они могли подумать, будто все это разорение я учинил своими руками.

К рассвету одна из пожарных машин уехала, но другая осталась у дома – пожарные мне объяснили, что со старыми домами следует быть начеку. Иногда какое-нибудь бревно тлеет чуть ли не сутками, а потом вспыхивает, и пожар начинается снова.

Пожарные зевали, скатывали рукава, закуривали сигареты и аккуратно тушили окурки в плоских жестяночках. Из деревни принесли несколько термосов с чаем, и вокруг начали робко, как цветы на развалинах, пробиваться первые шутки.

В девять я отправился в паб, чтобы позвонить по телефону, и мельком глянул на себя в зеркало. Лицо в полосах сажи, глаза красные от дыма, усталый, как собака…

Я сказал Софи, чтобы она не приезжала, ленча не будет. Она сказала, что все равно приедет, а у меня не хватило мужества отказаться.

В пабе я вымылся и позавтракал. Моя одежда жутко воняла, но это были пустяки по сравнению с тем, как воняло в доме и во дворе, когда я вернулся. Мокрое горелое дерево, мокрая горелая солома, застоявшийся дым… Вонь была резкой и противной, но уезжавшие пожарные сказали, что ничего не поделаешь, после пожара всегда так.

Приехала Софи. Золотого самолетика на ней не было.

Увидев царящее вокруг разорение, она наморщила нос, потом молча взяла меня под руку и поцеловала. Это утешило меня, как матушкин поцелуй в детстве.

– А что осталось? – спросила она.

– Немного мокрой мебели и банка орешков.

– Вот с них и начнем.

Мы обошли дом, комната за комнатой. Повсюду размокший пепел и застоялый дым. Моя спальня была зияющим черным провалом под открытым небом – крыша прогорела насквозь. Все вещи здесь погибли безвозвратно. Хорошо, что я взял кое-что из одежды с собой в Ньюмаркет!