Алисия Оуэлл - Высшая справедливость. Роман-трилогия

— В общем, страсть скоро испарилась, и все свелось к одному чревоугодию. Вот! — закончила она.

— Моя любовь — не голод, — покачал головой Вик.

— Да, твоя любовь — жажда!

Он усмехнулся и опустил глаза. Грейс попала в точку: Вик теперь не просто любил, желал ее, он ее жаждал.

Вик без устали упивался Грейс, не в силах унять своей жажды, которая иссушала его все сильнее. Так, что ему иногда бывало не по себе: в неутолимом чувстве к Грейс таилось что-то зловещее…

Спустя год чувства их не остыли. Вик Дадли и Грейс Хейворд привязались друг к другу, и обоим теперь казалось, что они знакомы чуть ли ни с детства.

И вот, наконец, настал день, когда Грейс, радостно улыбаясь, сообщила своему любовнику, что беременна. Эту новость Вик воспринял как внезапный удар стихии. Захлебываясь в потоках любви, он напрочь оторвался от реальности, и ни разу за все это время не посетила его мысль о возможных последствиях.

В том, что Грейс забеременела не от мужа, сомнений не было. Сэм почти месяц проболел, потом пару недель был в отъезде, благодаря чему любовники смогли встречаться чаще обычного. Результат не заставил себя долго ждать…

— Кого бы ты хотел, — игриво спросила Грейс, — мальчика или девочку?

— А ты… уже узнала?

— Нет, пока еще рано, — улыбнулась она. — Я хочу дочку. Я назову ее Агатой.

— Да… красиво… — проговорил Вик растерянно. — Но… ты могла бы спросить меня…

Грейс лишь руками взмахнула:

— Вик, ты только подумай: ведь мы с тобой создадим новую жизнь! Сотворим ее — из ничего, понимаешь? Как боги!

— Ты уверена, что хочешь ребенка?

Но Грейс не слушала:

— Мы будем как боги, Вик, как боги! — твердила она.

Вик зажал виски руками:

— А Сэм? Он не заподозрит?

— Не волнуйся, — успокоила его Грейс, — я обо всем позаботилась: вчера вечером мы были вместе. Сэму не в чем сомневаться.

— Все-таки этот ребенок не будет ему чужой… — размышлял Вик вслух.

— Да, конечно. Но об этом первая сказала я! — заявила Грейс, совсем забыв, что так она только думала.

Вик печально посмотрел на нее.

Эйфория закончилась. Впереди же пока неясно вырисовывались грядущие проблемы…

— Подсудимый, а теперь расскажите, что произошло вечером шестого мая в квартире на *…-стрит?

— Да… сейчас… Громко стукнула дверь, и онвошел…

— Вы с миссис Грейс Дадли услышали стук и перестали заниматься любовью?

— Да…

— Вошедший угрожал вам?

— Он громко кричал, размахивая пистолетом. Я попытался защитить Грейс, и тогда он выстрелил в меня.

— Постарайтесь припомнить: что говорил убийца, обращаясь к миссис Дадли?

— Не знаю… кажется, он… упрекал ее в неверности.

— В неверности? Кто же посмеет предъявлять такие претензии замужней женщине, кроме ее законного супруга?

— Может быть… это какой-нибудь давний знакомый…

— Предположим. Как миссис Дадли реагировала на его слова? Отвечала ли она что-нибудь?

— Нет… то есть… я не помню… Грейс была очень напугана.

— Называла ли она его по имени?

— Не помню…

— Этот человек все время стоял у двери?

— Да, все время.

— Миссис Дадли была найдена в дальнем углу комнаты, вы — около кровати.

— Да, Грейс сразу вскочила и отбежала к окну.

— Окно находится справа от двери, а вы лежали слева. Как же в таком случае вы могли заслонить ее собой?

— Нет… Нет! Я не убивал ее! Не убивал!!!

После встречи с О’Брайаном Ламмерт не находил себе места. Если сначала он был польщен вниманием известного адвоката к своей скромной персоне, то теперь терзался вопросами: какая заинтересованность у О’Брайана в предстоящем процессе, не ведет ли он двойную игру? Неизвестно еще, какие подводные рифы могут скрываться за возвышенными речами коллеги о гуманности. А так как рыльце у Ламмерта часто бывало в пуху, напугался он не на шутку.

Сейчас, аккуратно выруливая по тенистым улочкам *…стона — города университетской юности, — Остин Ламмерт ехал к профессору Дрейку, с которым созвонился вчера вечером. Но даже предвкушение встречи с любимым учителем не способно было избавить его от невеселых мыслей.

Профессор юридического факультета Фрэнсис Дрейк был крепкого сложения брюнет, лет около шестидесяти. Благодаря пышной, с проседью шевелюре, окладистой бороде и ехидно смотрящим черным глазкам в облике Дрейка проглядывало что-то авантюрно-пиратское. Как и его полный тезка, [15] Фрэнсис Дрейк (ок. 1545–1596) — мореплаватель, первый англичанин, совершивший в 1577–1580 годах кругосветное путешествие; вначале прославился как пират. профессор был человеком энергичным, деятельным, однако для карьеры пирата ему помешала бы излишняя полнота. Но что поделаешь — другие времена!

Ламмерт нашел профессора в гостиной. Тот поприветствовал его кивком головы, стоя на лесенке, приставленной к шкафу, и поглощенный приведением в порядок своих бесчисленных коллекций. Собственно, за этим занятием профессора можно было застать дома всегда, если только он не готовился к ответственной лекции или не корпел над очередным печатным трудом.

Дрейк слыл страстным коллекционером. Казалось, что он собирает все на свете. Может, так оно и было. В собраниях профессора числились картины и вазы, мебель и фарфоровые статуэтки, побрякушки аборигенов тихоокеанских островов и энтомологические редкости. Естественно, что о такой традиционной мелочи, как монеты, марки, открытки, не стоит и упоминать — всего было навалом, вплоть до откровенной дряни типа пуговиц и пивных крышек — этого барахла у профессора водилось несметное количество. Неизвестно, правда, были ли коллекции должным образом систематизированы, но хранились они чрезвычайно аккуратно: все тщательно сортировалось и раскладывалось по коробочкам, расклеивалось по альбомам, а также расставлялось, развешивалось, размещалось в доме всеми возможными способами. Это было собирательство редкой широты и размаха! В сравнении с ним маленькие наборы мелочей Виктора Дадли выглядели ребячеством. Однако и тому, и другому было хорошо знакомо чувство, роднящее всех собиральщиков на свете, — всесокрушающее и непобедимое желание заполучить в свою коллекцию очередной экземпляр.

Уход за коллекциями Дрейк никому не доверял, сокровища свои не пылесосил, а пыль с них бережно сметал, сдувал, стряхивал, поэтому процесс уборки никогда не прекращался. В такой обстановке в основном и происходили беседы профессора со студентами, коллегами и с каждым, кто посещал его дом, отчего у окружающих создавалось впечатление, будто Дрейк увлечен вовсе не коллекционированием, а смахиванием пыли.

Надо сказать, что профессор Дрейк не вполне соответствовал представлению Ламмерта о стандартном преподавателе. Следовать во всем стандарту было основной заповедью Остина Ламмерта, несоблюдение которой он прощал, пожалуй, одному только профессору. Ведь именно благодаря его помощи Ламмерт вышел, наконец, из тени неизвестности и на пятом десятке вдруг сделался модным адвокатом. Немудрено, что Фрэнсис Дрейк был в глазах Остина Ламмерта «царем и богом юриспруденции».