Алисия Оуэлл - Высшая справедливость. Роман-трилогия

— Брендон О’Брайан? Как не знать? — Профессор снял с полки очередную коробочку и повертел ее в руках, пытаясь определить, где верх. — И чем же он вас озадачил?

Ламмерт откашлялся, прежде чем начать:

— Ну, во-первых, вместо того, чтобы прислать своего поверенного или помощника, О’Брайан настоял на личной беседе с глазу на глаз. И потом… он просто замучил меня проповедью о смертной казни.

— О’Брайан — ярый аболиционист. [16] Аболиционист — сторонник отмены какого-либо закона (в XVIII–XIX веках в США — сторонник отмены рабства). — Дрейк с силой дунул на коробочку и поставил ее обратно. — Слава богу, что он не стремится во власть, иначе его стараниями мы бы давно уже присоединились к тринадцати «милосердным» штатам. [17] На момент действия романа смертная казнь в США была законодательно отменена в тринадцати штатах из пятидесяти. Кстати, — профессор испытующе глянул на своего бывшего студента, — вы, наверное, помните интересный эпизод из его блестящей биографии, когда О’Брайан сам чуть было не угодил за решетку?

Остин Ламмерт вытаращил глаза и весь обратился в слух. Дрейк неторопливо спустился с лесенки и, приоткрыв застекленный шкафчик, вынул из него пупырчатую раковину.

— У вас никудышная память, Ламмерт, — покачал он головой. — На одной из лекций — не сомневаюсь, что вы на ней присутствовали, — я упоминал этот случай.

Пока Дрейк заботливо протирал створки раковины, Ламмерт хмурил лоб, силясь вспомнить, о чем толкует профессор.

— Удивляюсь, — продолжал тот, — как такое сногсшибательное событие не получило широкой огласки! Чуть раньше СМИ устроили столько трескотни о неудавшейся казни Стивена Кларка, того самого клиента, из-за которого… — Дрейк на минуту прервался: страдальческий вид собеседника говорил о том, что требуются разъяснения.

Фрэнсис Дрейк не питал иллюзий по поводу интеллектуальных и профессиональных качеств своего бывшего студента: тот никогда способностями не блистал, науки брал, что называется, задним местом. Но то, что Ламмерт, как губка, впитывал все его наработки и вынянченные идеи, очень тешило самолюбие профессора. Посему Дрейк снисходительно терпел частые наезды пустоголового ученика и, немного морщась, подкидывал ему время от времени пару-тройку скороспелых советов.

— Там была довольно запутанная история… — продолжил Дрейк, ставя раковину на прежнее место. — В двух словах: О’Брайан способствовал побегу своего уже осужденного клиента, был привлечен к ответственности за укрывательство и пытался выпутаться, сваливая все на шантаж. Хотя кто кого там шантажировал — еще вопрос! О’Брайана ждали крупные неприятности, но… дальше перетолков в узких судейских кругах дело не пошло. Впрочем, ему уже тогда благоволили власти предержащие… — Профессор опять поглядел на Ламмерта: тот вытянулся в струнку, боясь пропустить хотя бы слово. Дрейк усмехнулся: — Хотите знать мое мнение о нем? О’Брайан — недалекий везунчик, идеалист, смотрящий на мир сквозь призму своих дурацких принципов. Многие, кажется, считают его высоким профессионалом. Я не из их числа! — Дрейк со звоном сложил и поставил в угол лестницу. — Вот вы, Ламмерт, стали бы укрывать сбежавшего преступника?

— Я пока еще в своем уме, профессор! — отрапортовал тот.

— Вот именно, — хмыкнул Дрейк. — А О’Брайан, видимо, считал, что спасти негодяя от смерти — дело чести. И, надо признать, в плену своих извращенных представлений о добре и зле он пребывает до сих пор.

Профессор подошел к каминной полке и, пододвинув ближе к краю фарфоровую балерину, провел кисточкой по вскинутой ножке. Потом, улыбаясь, повернул статуэтку боком. Похоже, вытирание пыли было для него только поводом прикоснуться лишний раз к своим сокровищам.

Ламмерт с глуповатым выражением лица следил за действиями профессора.

Дрейк глянул весело:

— И что теперь? О’Брайан желает, чтобы вы плясали под его дудку?

— Я не до конца понял… Мистер О’Брайан был чересчур эмоционален тогда. Вроде бы он в родстве с моим клиентом.

— Ну, это несложно проверить.

— Да, конечно… Но то, что вы рассказали мне, профессор, — это большое подспорье. Не люблю, когда на меня давят во время работы.

Дрейк положил кисточку и встал спиной к камину, скрестив руки на груди, — сегодняшняя уборка была закончена.

— Согласен, — подтвердил он, — мерзкое ощущение. Но все же иногда… приходится с ним мириться. Вернее… как бы вам сказать… стоит научиться его не замечать. Вы меня понимаете?

— Да, профессор, — заученно кивнул Ламмерт.

— Что-нибудь еще? — покосился на него Дрейк. — Нужен совет — вы ведь за этим приехали?

— Нет-нет! На этот раз нет, — поспешил заверить Ламмерт. — Дело предельно простое. Я уже все продумал — хоть сейчас на заседание. Я вам очень благодарен, профессор!

Дрейк довольно улыбнулся:

— Не стоит, Ламмерт. Заезжайте. Да, и еще… будьте внимательны: О’Брайан — юрист… — у Дрейка так и не выговорилось «хороший», и он, цокнув языком, завершил: — добротный.

Вопреки уверенности Дрейка О’Брайан не всегда был аболиционистом. Долгое время он придерживался того же мнения, что и большинство, и смертную казнь считал мерой суровой, но необходимой и действенной.

Конечно, ничто в нашей жизни не происходит мгновенно, и у каждого изменения есть свой «подготовительный период». Для О’Брайана таким периодом стали первые десять лет адвокатской практики. Но на вопрос, когда магнитная ось его взглядов сменила полярность, он мог ответить точно: весной 198* года Брендону стукнуло тридцать три, и именно тогда у него появился новый клиент — Стивен Кларк…

Встреча с этим неординарным человеком заставила О’Брайана многое переоценить и переосмыслить в жизни.

— Виктор Дэниэл Дадли, признаете ли вы себя виновным в убийстве Грейс Хейворд Дадли, совершенном шестого мая 200* года?

— Нет… Нет! Я не убивал ее! Не убивал!!!

Пять месяцев со дня первого визита О’Брайана к Лиз Кларк пролетели быстро. Слушания по делу Виктора Дадли должны были состояться в конце октября. К началу процесса О’Брайан изучил все доступные материалы, не раз еще побывал у Лиз, познакомился с миссис Тринити Дадли, кроме адвоката Ламмерта побеседовал с рядом других причастных к делу лиц — короче говоря, предпринял все, что было возможно в его статусе стороннего наблюдателя. Не сделал он только одного — не встретился с Виктором Дадли.

Что-то все время отводило: деловые встречи, поездки, непредвиденные обстоятельства. Пару недель назад О’Брайан уже позвонил было в тюрьму, но ему ответили, что обвиняемый Дадли загрипповал и свидания с ним временно отменяются. Какие-то силы постоянно отталкивали Брендона от Вика, и вполне вероятно, что источник, их питавший, таился в его же подсознании. Где-то в глубине Брендон считал, что разговор с обвиняемым лишь исказит истинную картину происшедшего, которая, как ему казалось, начала перед ним вырисовываться.