Алисия Оуэлл - Высшая справедливость. Роман-трилогия

О’Брайан, не отдавая себе отчета, сделал было то же самое, но, быстро стряхнув оцепенение, поднял голову и посмотрел на осужденного. Вик ответил ему долгим отчаянным взглядом, от которого Брендона передернуло: это был взгляд человека, по горло затянутого зыбучими песками…

— Не делай этого, прошу тебя! Не делай того, о чем минуту спустя ты горько пожалеешь. Дай его сюда. Дай мне пистолет…

— Мистер Сэмюэл Дадли, вы прожили в браке с миссис Грейс Дадли пять лет, не так ли?

— Да, пять… ровно пять.

— Как вы можете охарактеризовать ваши отношения с женой?

— Мы… боготворили друг друга!

— Были ли у вас основания подозревать ее в неверности?

— Нет-нет… ничего… не было…

— Вы не догадывались, что она встречается с вашим братом, Виктором Дадли?

— Вик? Знать его не желаю!

— В момент гибели ваша жена находилась на третьем месяце беременности. Вам было известно об этом?

— Нет…

— Результаты генетической экспертизы подтверждают, что отцом нерожденного ребенка является ваш брат.

— Брат?! Он не брат мне! Он отнял у меня самое дорогое! Я любил Грейс больше жизни!

— При всем уважении к вашему горю, мистер Дадли, я попросил бы вас не давать волю эмоциям.

— Сэм… Прости меня, Сэм!..

— Подсудимый, я, кажется, не давал вам слова. Кстати… за что вы просите прощения?

— Разве не понятно? Вы же и так знаете…

— Вы находитесь в суде. Не отвечайте вопросом на вопрос! Давать четкие и ясные ответы — в ваших же интересах. Иначе я могу истолковать сказанное как признание вами своей вины.

— Нет… Нет! Я не убивал ее! Не убивал!!!

После суда прошло более недели, а О’Брайан никак не мог отделаться от ощущения, будто все еще присутствует на том процессе. Он не понимал, чтó конкретно его тревожит, но оттуда — из подсознания — все настойчивее проступало, теребило, не давало расслабиться чувство нарастающего беспокойства. Перед глазами продолжал стоять Вик — совсем еще молодой человек — с затравленным, страдальческим взглядом.

Неровности, шероховатости в деле, с одной стороны, и бесчеловечный приговор — с другой продолжали волновать Брендона.

Даже если отбросить подбор присяжных — в конце концов, это распространенная практика, — были в этом процессе еще моменты, которые настораживали. По окончательной версии — так и не подтвержденной обвиняемым, — тот, совершив убийство, пытался покончить с собой. То есть весьма вероятно, что все действия Дадли совершал, находясь в состоянии аффекта. Суд не признал этого и не принял во внимание ни одного смягчающего обстоятельства.

Защита проявила поразительное бессилие: ведь только открытая входная дверь — при любом реальном раскладе событий — могла бы перевесить все остальные улики! Но суд расценил ее как улику против обвиняемого, не поверив ни единому его слову. Нет, адвоката там будто и вовсе не было! Ни сердца, ни совести у этого Ламмерта!

Похоже, Вик Дадли кому-то крепко насолил, и стоило ему оступиться, как с ним быстро свели счеты. Адвоката нанимала жена Вика… Кто подсунул ей Ламмерта? Но главное: кто заплатил ему за провал?..

Брендон считал неэтичным подключать к делу, в котором имел личную заинтересованность, своих подчиненных. Однако, просматривая утром ежедневник, понял: за всем на свете один не угонишься. Вздохнув, он захлопнул блокнот и вызвал помощника Кристофера Литгоу — недавнего выпускника университета.

Брендону не нужно было выяснять точку зрения Литгоу на проблему смертной казни. В адвокатской конторе О’Брайана работали только аболиционисты. Наличие твердой позиции в данном вопросе служило для него основным критерием в отборе людей. Может быть, именно идейная общность и делала его клерков на редкость сплоченной командой. Большинство из них Брендон знал много лет, и каждому доверял как себе самому.

Молодой адвокат Кристофер Литгоу, кроме отлично усвоенного курса юридических наук, выделялся двумя ценными качествами: смышленостью и расторопностью. Ему-то Брендон и поручил, наряду с проверкой фактического материала по делу Дадли, выяснить еще ряд щекотливых моментов, о которых, рассчитывая на сообразительность Литгоу, в разговоре лишь намекнул. И был приятно удивлен, когда уже на следующий день помощник доложил о первых результатах. Он выяснил, что услуги адвоката Ламмерта оплачивались Сэмюэлом Дадли, и — «как стало известно из неофициальных источников» — по умопомрачительной цене.

— Как вы это узнали? — не сдержался О’Брайан. Литгоу заговорщицки молчал. — Уж, конечно, не за чтением материалов по делу…

— Вы же дали мне свободу действия, патрон.

— Ну, все, все — не буду, — успокоил его Брендон. — А у вас, коллега, неплохие задатки…

На эти слова Литгоу довольно улыбнулся.

— …частного детектива! — завершил О’Брайан.

Брендон отослал помощника и, оставшись один, снова задумался.

…Значит, Сэм… Сэм Дадли — тот, кто вознамерился уничтожить Вика. Брата?! Уму непостижимо! Какие-то библейские страсти! Грейс Дадли не вернешь… Уже будучи в мире ином, она все-таки умудрилась разбить сердце Сэма. Но, возможно, здесь есть доля и его вины — ведь у них не было детей…

Помнится, Глория говорила, что у жены Вика проблемы с деньгами… Возможно, в тот момент у нее не было иного выхода, как принять помощь от деверя. В том, что защитника оплачивал родной брат обвиняемого, нет, собственно, ничего необычного. Если бы… он не был потерпевшей стороной, если бы не преднамеренная тактика Ламмерта, и таких «если бы» набирается еще предостаточно…

Бóльшую часть сведений о Сэме Брендон почерпнул еще несколько месяцев назад из разговоров с Лиз Кларк.

Для своих тридцати двух Сэмюэл Дадли выглядел старовато. Про него можно было сказать: «Этому мистеру лет сорок, но он прекрасно сохранился». Впрочем, маловыразительная внешность позволяла Сэму быть «человеком без возраста»: и десять лет назад, и еще лет через десять он смотрелся бы так же.

В своей семье Сэм всегда находился на привилегированном положении. С раннего детства у мальчика начались припадки, которые случались периодически. Сэм падал, ранился, что-то себе ломал, у него вечно то там, то сям ныло, болело, и почти все детство он проходил с головы до ног перебинтованный. Ежедневно Сэм вынужден был принимать лошадиную дозу лекарств, из-за чего на всю жизнь «посадил» себе и почки, и печень. Ребенку требовался систематический уход: режим, специальная диета, длительный отдых.

За всем этим неукоснительно следила мать. Возможно, что нежнее она любила Вика, но тому доставались лишь ее поцелуи утром да на сон грядущий. В то время как за старшим сыном миссис Дадли ходила буквально по пятам, стараясь оградить от всяческой напасти. Так продолжалось все детство и юность, вплоть до тех пор, когда Сэм уже достаточно окреп и не нуждался более в постоянной опеке. Выпустив любимое чадо из-под своего крыла, Джулия Дадли будто потеряла внутренний стержень. Она сильно сдала после совершеннолетия Сэма и плавно угасла в течение последующих трех лет, успев дотянуть только до женитьбы младшего сына.