Илона Волынская - Смерть и побрякушки

— Тебя это удивляет?

— Как правило, женщины твоего типа не любят готовить, — сонно пробормотал Кирилл.

— Как правило, — повторила Марина. Недавняя симпатия к Кириллу уходила, растворялась, сменяясь привычным раздражением, — Я — не как правило, я как левило! Откуда они взялись, правила? В родных спецслужбах придумали? На каждую женщину свой шаблон? Блондинкам идет черное и голубое, они воздушные, романтичные, глуповатые и любят сладкое. Брюнетки носят красное, курят сигареты с мундштуком и все как одна стервы. А русые стриженные журналистки не умеют готовить. И если бы не жесткий контроль всяких приблудных кагебэшников, пороли бы беззащитных детей каждую субботу и иногда по средам. Так?

— Что за страсть к устаревшим аббревиатурам, — даже Маринин страстный монолог не смог преодолеть овладевшую Кириллом сытую лень, — Некоторые уже и не помнят, что такое КГБ, а у тебя с языка не сходит.

— А я старая вешалка. Но без склероза. Помню то, что другие забывают.

Кирилл бросил на нее усталый взгляд из-под ресниц и решил сменить тему.

— Вы с Сашей притерлись друг к другу, — он оглядел прибавления к кухонному интерьеру: высокий детский стульчик, пестрые тарелочки над мойкой, коллекцию забавных слюнявчиков.

— Любая женщина способна привыкнуть к ребенку, если ей дать время и не трепать нервы. — Марина принялась собирать со стола посуду. Она старалась не глядеть на Кирилла, так было легче говорить.

— Я если сама с Сашкой гуляю, разговариваю с молодыми мамашами. Знаешь, на что они все жалуются? На родственников. Главное — на незаменимых помощниц бабушек. Ребенок — это ведь страшный шок для матери. Работала или училась, устоявшийся образ жизни, потом появляется ребенок и эту жизнь надо изменить, причем резко, практически, за один день. Сон по-другому, еда по-другому, отношения с мужчинами по-другому, отдыха вообще нет, работа превращается в ад… Тут бы оставить женщину в покое, дать приспособится, привыкнуть. Но налетают свежеиспеченные бабушки, и от большой любви к внуку начинают молодую мамашу в гроб вгонять. Вроде бы и помогают, но при этом!.. Прямо жандармы, церберы. Все проверяется: а ты его любишь, а достаточно ли ты о нем заботишься, а готова ли ты к самопожертвованию… Ребенка превращают в злобное божество, на алтарь которого мать должна возложить всю свою жизнь. А бабули-жрицы понаблюдают. Неудивительно, что при таком прессинге у женщин бывает послеродовой шок. Вот американцы учат женщин перед родами правильно дышать, а я бы открыла курсы для родственников, чтобы научились молчать. Хотя бы первое время.

— Но при тебе-то нет придирчивой бабушки, так чего переживать? — все так же лениво протянул Кирилл.

— Как это нет! А ты?

Кирилл резко выпрямился, сонливость как рукой сняло:

— Я — бабушка?!

— Бабушка, бабушка, бабушка! Причем даже не с моей стороны. Свекруха! Все нервы вымотал! То пошла не туда, то одела не так, то веду себя неправильно.

— Я по половой принадлежности не подхожу. — смущенный ее натиском, пробормотал Кирилл.

— Зато по стилю поведения подходишь. Вот честно скажи, о чем бы ты сейчас говорил, если бы я инициативу не перехватила?

— Ну-у, — отвечать Кириллу явно не хотелось. Он поерзал на стуле, взгляд затравленно заметался по кухне, ища за что зацепиться. Наконец нехотя выдавил, — О квартире. Квартиру надо сменить, твоя маленькая, а Саше через год-полтора своя комната понадобиться. Район неблагоприятный, гуляете между двумя дорогами, ребенок канцерогенами дышит.

Марина рухнула на стул и уставилась на него с комическим ужасом:

— Ну и кто ты после этого, если не распоследняя бабушка? У тебя совесть есть? Я едва успеваю, между работой и Сашкой на части рвусь, и ты еще хочешь, чтобы я квартирой занималась. Нет, ну совсем задолбал, рехнусь скоро! Я и так вечно виноватой себя чувствую. На работу бегу — виновата, что Сашкой не занимаюсь, с работы к Сашке сматываюсь — виновата, о его деньгах мало забочусь, на себя время потратила — вообще кошмар, махровой эгоисткой себя чувствую. А все ты и твои замечания!

— Насчет денег я ничего не говорил!

— Да? А когда в первый раз среди ночи явился? «Деньги за опекунство можете оставить себе». - передразнила она, — И выражение лица: ты ангел бескорыстия, а я жадная дрянь. Думаешь, забыла? Я же сказала, склероза у меня нет.

— Вот уж не думал, что ты такая чувствительная!

— Похоже, ты обо мне постоянно НЕ думаешь. То не думаешь, что я готовить умею, то не думаешь, что чувствительная. Что еще ты обо мне не думаешь?

Кирилл мрачно, и опять как-то очень по-детски нахохлился. Недавно точно так же на нее дулся Сашка, когда она отняла у него четвертую карамельку.

В кухне воцарилось мрачное молчание. Первой не выдержала Марина:

— Давай укладываться, мне завтра на работу, и у тебя, наверное, дела есть.

— Я не думал, что ты… — он замер, прислушиваясь к собственным словам, потом поправился, — То есть наоборот, я думал, ты меня выставишь.

Марина пожала плечами:

— Что делать, с тобой как со всякой бабушкой: и терпеть нет сил, и обойтись невозможно. Ты у нас бабушка-телохранитель: уйдешь, я от страха рехнусь.

Марина забралась в кровать, прислушалась. Сашка тихонько посапывал во сне, Кирилла было не слышно, словно диван пуст. Но она твердо знала, что он там и это знание наполняло ее уверенностью — ничего плохо ни с Сашкой, ни с ней самой не случиться. Кто бы ни явился, Кирилл сумеет защитить. За физическое здоровье в его присутствии можно не волноваться. Вот с душевным хуже. Вздохнув, Марина завозилась под одеялом, устраиваясь поуютнее.

— Марина, — окликнули ее с дивана.

— М-м? — сонно протянула она.

— Мне кажется, я даю полезные советы… Но если ты так остро все воспринимаешь… Я постараюсь больше не загонять тебя в гроб и не превращать ребенка в могилу. Не знаю, получиться ли, но постараюсь.

— И на том спасибо.

— Только еще одно, последнее — дверь надо поменять. Со старой небезопасно, один раз ее уже открыли. Я заказал новую.

— Спасибо, бабуля, — вздохнула Марина, проваливаясь в сон.

— Я тут кой-какие старые связи девчонкам на журнал перекинула, должен хороший цикл статей выйти, остренький, с перчиком. Предшественник твой осторожничал, все издания у него солидно-пресноватые. У редакторов прямо условный рефлекс выработался, любую провокационную строчку выпалывают. Ничего, мы это поправим. — решительно возвестила мадам Маргарита.

— Смотри, не перестарайся, чтоб от твоего пылкого энтузиазма пожар не занялся, — Марина сделала пометку в «склерознике», — Я боюсь, как бы наша газета не загнулась, а то ободрала я ее под липку. Сама в генеральные, тебя в начальники подразделения…