Илона Волынская - Смерть и побрякушки

Кирилл повернулся к выходу:

— Вы идите, а я машину подгоню.

— Где тут? — нетерпеливо оглядывалась Катька, — Чую, у мене стрилка поползла.

— Вон там, — кивнула Марина на дверь со стилизованной женской фигуркой.

Катька устремилась туда, Марина, держа за руку Сашку, неторопливо шла следом. И вдруг, у самой двери, Катька резко затормозила и подалась назад. Так отступают перед лезвием ножа или под дулом пистолета.

Марина коротко, приглушенно ахнула. Нашли! Выследили! Все их хитроумное путешествие было напрасным!

Катька сделала шаг назад, другой…

Из двери туалета показалась швабра.

А следом, грозно держа поломойной орудие наперевес, появилась тетка в синем халате.

— Дамочка, ну куда вы лезете! — рявкнула тетка, — Перерыв у меня, ясно!? Пе-ре-рыв.

— А як же… — пролепетала Катька, делая руками пояснительные жесты в сторону желанного туалета: мол, надо очень.

— А не знаю как. — безапелляционно заявила тетка и вытащила связку ключей, — Как хотите, — и ключ щелкнул в замке туалета со злорадной бесповоротностью.

Вскинув швабру на плечо, тетка удалилась, негодующе ворча:

— О народ, ну народ — только о себе думают, только о себе!

— С приездом тебя, Катюха, — усмехнулась Марина. — А давай во-он в тот закуточек забежим, мы с Сашкой тебя прикроем, а ты…

— Совсем зъихала? — возмутилась Катерина, — Непристойное поведение в общественном месте — это ж такой штраф!

— Какой еще штраф! Ты не в своей Вене!

— Нет уж, я краще потерплю! — твердо заявила Катя.

Марина пожала плечами:

— Тогда пошли.

Отмахиваясь от назойливых таксистов, они вышли из аэровокзала. Кириллов БМВ как раз выруливал с автостоянки.

— Смотри, Катька, как город изменился, — Марина с энтузиазмом тыкала пальцем в проносящиеся за окном новенькие фасады, витрины, вывески.

Катерина кивнула, не отрывая глаз от окна:

— Совсем инший стал. Скильки ж я тут не была!

— Ой, вон супермаркет! Кирилл, останови, дома же ни крошки! — Марина обернулась к Кате. — Пойдешь со мной?

Катька выбралась из машины и они заспешили к раздвижным дверям. В крохотном закутке между дверями и кассами Катька замешкалась:

— А туалет что, внутри?

— Нет тут туалета, пошли скорей!

— В супермаркете нет туалета?

— Ну-у, в некоторых есть.

— В некоторых, — повторила Катерина и на лице ее нарисовалась глубокая задумчивость.

— Зато, смотри, выбор какой! При тебе такого не было.

— Колбаса странная — «ливерно-растительная». - острый наманекюренный Катькин пальчик ткнулся в ценник, — Интересно, что за рослына?

— Проверять не будем, — заявила Марина, стремительно наполняя тележку продуктами. — Вон там йогурты возьми.

Наполнив тележку, они покатили к кассе. Аппарат застрекотал и выплюнул набитый деньгами черный ящик, купюры разлеглись по ячейкам, упал беленький листочек чека, Катька принялась укладывать йогурты обратно в тележку…

— Женщина! Вы, вы, в штанах! К вам обращаюсь! — на весь зал гаркнул торжествующий мужской голос, — Я все видел! У вас в кармане пачка масла! Неоплаченная! А ну показывайте, немедленно!

Крепкий бритоголовый охранник гневно тыкал в сторону Катьки антенной радиотелефона. И все: покупатели, продавцы, кассиры, любопытно выглядывающие из-за соседних касс, дружно уставились на нее. Катюха гневно вспыхнула, потом надменно вскинула голову и процедила:

— Молодой человек, вы всерьез полагаете, я стала бы заталкивать масло в костюм от Кардена? — колоритный Катькин суржик вдруг сменился безукоризненным русским языком с чуть старомодными изысканными оборотами.

— Вот только не надо, не надо, — презрительно протянул охранник, и схватил Катьку за запястье.

— Что вы себе позволяете! Я гражданка Австрии!

— Гражданка, не знаю, чего вы там гражданка — предъявите карманы!

Марина подскочила к охраннику и ткнула ему под нос развернутое журналистское удостоверение:

— Отпустил, быстро! — злобно прошипела она, — Завтра про тебя во всех газетах будет — то-то тебя хозяин похвалит.

— А чего она выдрючивается? — все еще агрессивно, но уже с оттенком неуверенности, — Если не брала ничего, пусть карманы покажет — и свободна.

— Мальчик, а ты в правила своей службы когда-нибудь заглядывал? — зловеще-ласково поинтересовалась Марина.

— Я имею право обыскивать! — взвился охранник, и чувствовалось, что это право он будет отстаивать даже ценой собственной жизни.

— Ага, только обыск ты обязан проводит в специальной комнате и приглашать туда тихо, не привлекая внимания.

— Нету у нас специальной комнаты!

— Твои проблемы! — отрезала Марина.

— Нет, ну сколько народу через мои руки прошло, — охранник сунул здоровенные ладони Марине под нос, наверное, чтобы она не перепутала — вот именно через эти руки, — И никто не выкобенивался! А эти… Понаехали тут! — он метнул на Катьку ненавидящий взгляд, — К менеджеру пошли, в кабинет!

— Пошли, — почти весело согласилась Марина, — Катька, да положи ты эти пакеты в корзинку, не держи их.

Вслед за широко шагающим охранником разгневанная Катерина и погромыхивающая тележкой Марина ввалились в пустой кабинет.

— Ну? — угрожающе потребовал охранник.

Багровая от сдерживаемого бешенства Катерина медленно вывернула карманы своего мехового жакета. Пусто. Дрожащими пальцами она расстегнула жакет, сбросила, оставшись в брючках и тонком облегающем свитерке. Вывернула карманы брюк. Ничего.

— Ну вот, — почти добродушно заявил охранник, — Сразу бы так, давно б уже были свободны.

— Зато вы не свободны! Вы прилюдно оскорбили меня, унизили, и думаете, вам это минется даром? Менеджера! Сейчас, немедленно! — язык Пушкина и Достоевского в устах Катерины начал окрашиваться металлическим гетевско-шиллеровским акцентом. В облике проступило нечто неумолимо арийское. Императрица Екатерина II, Фике Ангальст-Цербская при инспекции гвардейских казарм. Dame обер-штурмбанфюрер СС на расстреле белорусских партизан.

— Так нету, — в подтверждение охранник обвел рукой пустой кабинет.

— Извольте найти! Скажите ему, что его прямо тут, в кабинете, дожидаются больше неприятности! — Катерина уселась на стул.

Охранник передернул плечами и выкатился за дверь.

Прошло пять, десять минут.

— Что-то менеджера долго нет, — удивилась Катерина.

— А он и не придет, — тихо сказала Марина, — Старый фокус. Сидит сейчас мужик где-нибудь в подсобке, книгу жалоб подмышкой держит, ждет, когда тебе надоест его караулит.

— Но ведь это же… Это же… Он же… Abscheulich! [8] Гнусно! (нем.) Frechheit! [9] Наглость! (нем.)

— Кто спорит? — вздохнула Марина.

Катька вскочила, нервно забегала по кабинету.

— Такие вещи спускать нельзя!