Норман Льюис - Подвиг, 1972 г., том 5

При первых же звуках трубы музыканты высыпали из бара и растерянно остановились. Прожектор высвечивал то Саймингтона, то Килли, и, когда последний звук замер в воздухе, все помещение взорвалось аплодисментами и криками «Браво!», «Бис!». Килли смеялся и качал головой, но затем, освещенный лучом прожектора, подошел к микрофону. Саймингтон пересел от рояля к ударным инструментам. Килли, держась обеими руками за стойку микрофона, оглядывал зал, сверкая белыми зубами. Он поднял руку, и мгновенно наступила тишина, изредка прерываемая приглушенными смешками.

— Благодарю вас, — произнес Килли. — От всего сердца благодарю. А теперь позвольте представить вам Патриски — польского вундеркинда!

Саймингтон выбил на барабане дробь, и Килли простер руку в сторону танцплощадки.

— Итак, Патриски! — объявил он и низко поклонился.

Луч прожектора скользнул по залу и остановился на танцоре, замершем на одной ноге, словно в прыжке, и протянувшем руку куда-то вдаль. В белой рубашке с расстегнутым воротом, он был бос, и голые лодыжки, словно спички, торчали из темных брюк, закатанных до колен. Снова раздалась барабанная дробь, и танцор подпрыгнул, закружился на месте, застыл в другой позе, обратившись лицом к помосту. Его рыжие волосы были растрепаны и лохматились над ушами, торчавшими в стороны, словно паруса. Раздались аплодисменты и крики восторга. Килли поднялся на помост к Саймингтону, который пересел за рояль.

— Док чертовски хорош, не правда ли? — крикнул Килли.

— Бесподобен, — кивнул Саймингтон.

Под аккомпанемент рояля и барабанов О’Ши с пылкой энергией принялся исполнять свой номер. Он выделывал антраша, кувыркался, откалывал немыслимые пируэты, пародируя балет и акробатику. Он прыгал через голову и прошелся колесом под оглушительный рев зрителей, среди которого выделялся бас Галлахера:

— Олé! Олé!

Исполнив свой номер, доктор начал важно раскланиваться. Килли объявил: «Леди и джентльмены, программа окончена, благодарю вас», и в зале вновь возникла буря аплодисментов.

Когда Килли и Саймингтон вернулись к столику, доктор уже был там, скатывая вниз брюки и едва переводя дыхание от усталости. Его окружали мужчины и женщины. Волоокая датчанка обняла Килли за шею.

— Питер, — восклицала она, — вы быль прелесть!

Заиграл оркестр, и публика хлынула на танцплощадку. Все еще тяжело дыша, доктор принялся повязывать галстук, торжествующе поглядывая на Галлахера: «Вот видите, Дуайт, никакой драки».

— Питер, вы же отличный трубач, — обернулся американец к Килли.

— Первый класс, не так ли? — сказал Саймингтон.

— Все вы, конечно, психи, но зрелище было великолепное!

Вечер продолжался. Выступили акробаты-японцы, маленькие, похожие на сфинксов мужчины, которые творили невероятные вещи. После них микрофон взял конферансье.

— Час уже поздний, друзья, — начал он. — Среди нас присутствует молодая леди, которая утомилась и желает отдохнуть.

Оркестр исполнил соответствующий пассаж, и конферансье продолжал:

— Она хочет лечь в постель. Прямо здесь!

Торжествующе загудели барабаны. В луче прожектора появилась девушка. Она была в темном в блестках платье, в меховом палантине. На лице у нее играла вымученная, типа вы-мне-надоели-до-смерти, улыбка. Когда стихли аплодисменты, она неторопливо повернулась на каблуках и деланной походкой манекенщиц прошлась по площадке, демонстрируя свое платье и фигуру. Закончив парад, она остановилась посредине площадки. Луч прожектора неотступно следовал за ней. Она прикрыла рот тыльной стороной руки, притворно зевнула, позволив при этом палантину соскользнуть на пол. Тихо игравшая музыка вдруг зазвучала громче. Девушка не спеша принялась расстегивать застежки платья. Оно упало на пол, девица переступила через него, подняла и небрежно отбросила в темноту, за пределы освещенного круга. Оттуда раздались взрыв смеха и мужские голоса. Оркестр заиграл в убыстренном темпе. Двигаясь в такт музыке, девушка гладила себя руками. Остановившись у крайнего столика, она пристально посмотрела на сидевшего там седовласого мужчину. Она села к нему на колени и принялась трепать его шевелюру. У мужчины был растерянный и смущенный вид. Публика громко выражала свое одобрение. Когда девушка встала, на лбу ее избранника, словно красный шрам, алел след, оставленный губной помадой. Оркестр заиграл снова, и, когда, постепенно раздеваясь, девушка шествовала по танцплощадке, самый пожилой мужчина за каждым столиком становился предметом ее внимания.

Саймингтон почуял, что последует дальше, и, прошептав «Пока, ребята», исчез в темноте.

— Балда, — хрипло характеризовал его Килли. — Пропустит самое интересное!..

Девушка оставалась в мини-бюстгальтере и узеньких трусиках. Музыка смолкла, и только барабан выбивал медленную дробь. Девушка осталась совершенно нагой и, словно в порыве застенчивости, пыталась прикрыть руками грудь и бедра. Но она не слишком преуспела в этом, вызывая бурю аплодисментов. Заиграл оркестр. Обнаженная девица подошла к микрофону и детским голоском запела слащавую балладу о том, как бэби нуждалась в папочке и как папочка нуждался в бэби. Кто-то из глубины зала выкрикнул: «А где у бэби ямочка?» — и хрипло захохотал.

Вскоре доктор понял, что подходит черед их столика. До сих пор казалось, что она не замечает их и даже не смотрит в их сторону, но теперь она направлялась прямо к ним. Доктор отодвинулся в темноту и благодарил свою звезду, что его кресло стояло не с краю, но Дуайт Галлахер, сидевший с краю, словно находился в блаженном неведении относительно того, что сейчас произойдет. Девушка приблизилась, Килли спросил: «Как поживаешь, бэби?» — и получил в ответ ослепительную улыбку, но ничего больше, ибо она опустилась на колени к Галлахеру и, взяв его голову в руки, вздохнула: «Милый!..» Затем она прижалась к нему, обвив руками за шею. Она действительно знала свою работу и одарила его долгим и горячим поцелуем, одновременно глядя его по голове.

Дуайт Галлахер был по натуре весьма скромным человеком, к тому же дорожащим своей карьерой. Освещенный прожектором. с голой девицей на коленях, прижавшейся к нему, слыша воспаленные голоса, орущие вокруг, он почувствовал себя несчастным. Дважды он безуспешно молил оставить его в покое и наконец закричал: «Ради бога, освободите меня от этой дамы!»

Это девице не понравилось.

— Милый, — воскликнула она и еще крепче обняла свою жертву. — Почему ты такой?! Я хочу… — Но ей не удалось сказать. что она хочет. Она сидела спиной к доктору и розовая округлость ее зада находилась в двух-трех дюймах от его горящей сигареты. Доктор не смог устоять против искушения. Раздался пронзительный вопль, и девица подскочила, словно какая-то неведомая сила подняла ее в воздух. Размахнувшись, она с силой шлепнула Галлахера по щеке. «Паршивая свинья! — закричала она, потирая зад. — Зачем ты это сделал?!»