Хассо Грабнер - Грань тьмы

— А каковы симптомы?

— Быстрая смена настроений. Периоды депрессии, сменяющиеся состоянием нервного возбуждения. Быстрое мышление… наплыв мыслей… перескакивание с одной темы на другую… сверхактивность… болтливость… бессонница… Большое количество людей страдают этим, но у Шэдде болезнь достигла степени психоза. Он потерял связь с окружающей действительностью. Потерял правильную оценку явлений.

— Почему это с ним произошло? — Галлахер выпустил кольцо дыма.

— Трудно сказать. Возможно, результат наследственности или под влиянием какой-либо травмы, полученной в детстве. Суровый отец… злая мачеха… возможно, и так. Нужно знать, как он провел детские годы.

О’Ши рассказал, что ему было известно о случае в проливе Ломбок и о прочих проблемах, возникших у командира. Посмотрев на Саймингтона, он прибавил:

— Шэдде преследовала навязчивая мысль, что вы рассказывали всем про ломбокскую историю.

— Отец никогда не говорил мне об этом, — нахмурившись, произнес Саймингтон. — Он был самого высокого мнения о Шэдде.

Доктор сочувственно кивнул.

— Без сомнения, состояние Шэдде ухудшилось после вашего назначения на корабль. Затем уход жены и все прочее… Автомобильная авария, возможно, явилась кульминационной точкой. — Доктор пожал плечами и загасил сигарету. — Во всяком случае, так мне все это представляется. — Он бросил взгляд в сторону каюты командира и вздохнул. — Бедный Шэдде…

— Есть ли шансы на его выздоровление? — деловым тоном спросил первый помощник.

— И немалые, — отозвался доктор.

— Может ли он по правилам вашего флота рассчитывать теперь на повышение по службе? — тихо спросил Галлахер.

— Пожалуй, нет, — покачал головой первый помощник. — Боюсь, что со службой ему придется распрощаться. Общественное мнение и парламент ревниво относятся ко всему, что касается «Поларисов». Опасность случайного запуска ракет, и все такое прочее… Шэдде уволят по состоянию здоровья, мне думается… Жаль человека…

— Меня потрясает мысль о том, что могло произойти… Все эти «если»… — сказал Уэдди.

— Что вы имеете в виду? — посмотрел на него доктор.

— Например, если бы Грэйси не рассказал Саймингтону, если бы Саймингтон не рассказал вам. Если бы вы не убедили первого помощника в том, что Шэдде потерял рассудок. И конечно, самое важное если… — он оглядел сидящих за столом, — если бы огневой плунжер не был бы разомкнут… Просто страшно становится, когда подумаешь, что сейчас было бы, если…

Наступило молчание.

— У меня к вам вопрос… — нарушил тишину Галлахер.

Каван сухо улыбнулся.

— Спрашивайте.

— Почему вы посоветовали Саймингтону разомкнуть огневую цепь, а не пришли ко мне? На этом корабле я являюсь офицером, наблюдающим за ракетами. Я назначен сюда для того, чтобы предотвратить их случайный запуск или любое нарушение мер безопасности. Вы это знаете не хуже меня и все же, когда создалась чрезвычайная ситуация, обошли меня стороной. Как вы это объясните?

Каван зарылся в кресло, и офицеры обернулись, чтобы посмотреть, как он воспримет это обвинение.

— Мне не нравится ваш тон, Галлахер, — слегка побледнев, ответил он, — хотя я могу понять ваши чувства. И поскольку вы просите объяснений, я вам их дам. Когда Саймингтон пришел ко мне, я в первую очередь хотел обратиться к вам. Но затем я подумал, что это касается исключительно британского флота и что мы сами должны управиться с этим. Я знал, что, если цепь будет разомкнута, ракеты не смогут быть запущены. Моя проблема заключалась в том, чтобы не произошло какой-либо осечки, и в то же время нужно было сделать все так, чтобы я в случае чего мог бы выгородить Саймингтона и Грэйси, и, — он глубоко вздохнул, — и, конечно, самого командира… Если бы я явился к вам… — Он улыбнулся. — …все выплыло бы наружу. Разве это не ясно?

Галлахер бросил на него внимательный взгляд.

— Очень трогательный рассказ, — произнес он. — Но я поведаю вам другой, тоже довольно грустный, о вашем командире. — Он замолк, и в кают-компании наступила тишина. — Он настоящий мужчина, вы это знаете, или, во всяком случае, был им. Один из лучших командиров-подводников вашего флота. Но он захворал. О’Ши рассказал нам об этом, но мне думается, что мы и без того знали, что в последнее время ему пришлось пережить много тяжелого. И все же, за исключением Риса Эванса, никто из нас не сделал ни малейшей попытки хоть как-то помочь ему, не так ли? — Он оглядел присутствующих и затем вновь обратился к первому помощнику. — Но когда вы услышали об этих приказах, Каван, у вас возникла хитрая идея, настолько хитрая, что вы отправились к О’Ши и объяснили ему, почему вам кажется, что Шэдде рехнулся. Доктор, не мог поручиться, что командир здоров. Если бы вы пришли ко мне, а вы были обязаны это сделать, и рассказали об этих приказах и ваших подозрениях, я бы сказал, что наберу на диске ложное сочетание цифр. Думается, что вы могли бы догадаться об этом.

— Нет, не мог, — лицо у Кавана посерело.

— Во всяком случае, — продолжал Галлахер, — мы бы вместе пораскинули мозгами и придумали бы, как помочь командиру, в чем он так нуждался. Мы же знали, что он получил назначение на берегу. Я мог бы проделать все таким образом, что мы избежали бы того, что произошло вчера в центральном посту. Никакого унижения для Шэдде, никакого бесчестья и увольнения со службы. — Он замолчал и оглядел озадаченные, смущенные лица. — Надеюсь, джентльмены, вы не считаете, что я злоупотребляю вашим гостеприимством. Я знаю, что, попросту говоря, являюсь гостем на корабле, но я чувствую вину перед вашим командиром, которую хочу снять со своей совести. Надеюсь, вы не станете протестовать… — Он вновь обернулся к первому помощнику. — Дело в том, Каван, что вы решили сыграть наверняка: орел — выигрываете вы, решка — проигрывает Шэдде. Вы решили, что, как бы все ни обернулось, вы-то будете в порядке. Если командир задумал учебную тревогу — вы в порядке. Если Саймингтона застанут в шлюзовой камере — вы в порядке. Если тревога окажется не учебной — вы тоже в порядке. Более того, вы прославитесь тем, что сумели предотвратить то ужасное, что могло произойти… Так что вы были бы в порядке, как бы ни обернулось дело.

Каван оттолкнул кресло и поднялся. Он был бледен.

— Вот почему вы так расписывали свои заслуги, — продолжал Галлахер, махнув рукой. — Защитить Саймингтона… защитить Грэйси… защитить Шэдде… Просто мутит от этого! Единственного, кого вы защищали, так это Бенджамена Кавана. Вот в чем фокус! Все ради того, чтобы не замарать своего послужного списка. Ради этого вы затолкали Шэдде в грязь. Ведь вылечат его или нет — он все равно погибший человек. — Галлахер перевел дыхание и продолжал: — И если вы считаете, что перехитрили всех, я хочу довести до вашего сведения, что на следствии я повторю все то, что говорил сейчас здесь.