Хассо Грабнер - Грань тьмы

Я хорошо помню, что все увиденное мною было словно впечатано в огненный фон: кафе «Пеликан», ярко-красный автомобиль, бензозаправочная станция напротив, окружающие горы, которые по мере затухания света становились багряными. Я помню, как выбежал на улицу. И вместе со мной десятки людей. Кто-то закричал, и все мы повернулись к северному восходу.

Там, высоко над холмами, которые отделяли нас от Сан-Горгонио, и даже выше той горы, бурлил чудовищный ярко-красный шар. Раскаленный вихрь стал подниматься в небо, багровея по краям, а затем и в середине. Мы вытаращили глаза, словно младенцы, которые вдруг увидели, как страшный сон становится явью. Припоминаю, кто-то закричал: «Господи, это же атомная бомба!» Я не помню кто. Возможно, даже я сам».

«Мы были в тридцати пяти или, возможно, сорока милях от горы. Знаете, где Твенти-Найн-Палмз? Наверное, все-таки в сорока милях. Конечно же, мы все видели с самого начала. Когда вспыхнул свет, мы были на кухне. Нам показалось, будто весь мир вдруг стал ослепительно белым. Кто-то пронзительно закричал, а когда я немного опомнился, свет уже начал желтеть. Никаких звуков, кроме крика, мы не слышали. Мы выбежали из дома и посмотрели в сторону Лос-Анджелеса. Помню, я сразу подумал: это атомная бомба. То есть атомное нападение, понимаете? На Лос-Анджелес, подумал я. Когда посмотрел в сторону города, я сразу понял: все-таки в самом деле случилось что-то ужасное. Я закричал. Весь небосвод, от края до края, был все еще окрашен в желтый свет, но вот он начал меняться. Свет сначала затрепетал, словно край земли разогрелся до белого каления. Со временем он стал… как бы вам сказать… ослепительно-зеленым, и все время мигал и вспыхивал, постепенно приобретая фиолетовый оттенок. Потом наступила темнота. Но в той темноте проблескивало что-то розовое, и это было ужасно.

Какой-то огромный шар. Блестящий красно-черный шар. Не знаю, как можно было ночью увидеть что-то черное, но я в самом деле видел, хотя и до сего времени этого не пойму. Раз от разу были видны белые и голубые вспышки. Так иногда бывает, знаете, когда смотришь на молнию. Оно поднималось все выше и выше. Потом, минут через четыре-пять после того как мы впервые увидели свет, у нас возникло чувство, будто небо раскололось пополам. Никогда ранее я не слышал такого грохота. Я член охотничьего общества и к трескотне привычен. Но тот грохот… словно ружейный залп, только с тысячекратным усилением. Будто кто-то разодрал небо как раз посредине. И так два раза. Дважды трещало по швам небо, и ни на миг не утихал какой-то приглушенный гул.

Но вот шум затих. Рядом со мной стояла моя подруга, и она рыдала. «Это Хиросима, — сказала она. — Хиросима пришла к нам». За всю свою жизнь никогда не переживал я такого панического страха…»

Он этого ожидал. Страшная усталость сдавила ему сердце и мозг. Бригадному генералу Артуру Шеридану приходилось видеть этот свет раньше. И в свое время он молился, чтобы никогда больше такого не видеть. Из Сан-Франциско, за сотни миль на север от Сан-Горгонио, Шеридан и Роберт Винсент увидели, как мерцающая вспышка осветила небеса. Свет быстро потемнел, превратившись в зеленоватое излучение, которое запульсировало, навевая ужас своим дрожащим мерцанием.

Шеридан выхватил из рук Винсента телефонную трубку.

— Крайдер?.. Черт вас возьми, отвечайте же, Крайдер!

— Я слушаю, генерал. Что случилось? У вас такой тон…

— К чертям мой тон! — заревел Шеридан. — Слушайте меня внимательно и подкрутите хвост на полные обороты. Они не шутили! Атомная бомба только что взорвалась на юге от нас и, именно там, где они и угрожали. На горе Сан-Горгонио. Да. Они подорвали эту дьявольскую штуку.

Обменявшись с Винсентом молниеносными взглядами, Шеридан крикнул в трубку:

— Немедленно вывезите президента из Вашингтона! Его жизнь в опасности. Вывезите его независимо от того, желает он этого или нет.

Передав трубку Винсенту, Шеридан обратился к своему помощнику:

— Связь с Пентагоном еще не прервана? Дай-ка трубку. — И снова повернулся к Винсенту: — Вы знаете, что сейчас начнется? В течение часа каждая радиостанция и телестудия будут иметь списки этих десяти городов, и вы станете свидетелем страшнейшей паники, какой вам еще не случалось видеть в своей жизни.

— Что вы собираетесь делать? — тихо спросил Винсент. В этот момент право решать было за Шериданом.

— Не знаю, согласятся ли со мной, — тихо, но решительно ответил Шеридан, — однако я попробую. Я обратился к Объединенному комитету начальников штабов с просьбой повлиять на президента. Они могут. Они могут связаться по радио с его эвакуационным вертолетом. Я попрошу их добиться объявления военного положения, иначе тут начнется конец света. От паники погибнет больше людей, чем от…

Шеридан отвернулся к телефонному аппарату. Ему не надо было заканчивать фразу. Чтоб представить себе картину ближайших часов, богатой фантазии не требовалось.

Сто миллионов человеческих существ вот-вот бросятся бежать.

Охваченные паникой.

Бог не поможет никому, кто окажется на их пути.

Президент Даулинг занял место за столом. Он терпеливо ждал, пока закончатся последние приготовления с осветительной аппаратурой и установкой телекамер. Все было готово, и они еще имели в запасе шестнадцать минут до трех часов ночи, на которые была назначена экстренная пресс-конференция. Президент дал знак своему помощнику. Том Саундерс что-то сказал двум агентам службы безопасности, которые дежурили в коридоре, и закрыл дверь. Газетчики удивленно переглянулись. Никогда раньше двери не закрывали.

Пресс-секретарь Губитц кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Телекамеры и микрофоны выключены?

Кто-то кивнул.

— Выключены, Эд.

Губитц немного подумал и, наверное, принял неожиданное решение.

— Отключите электропитание, — распорядился он. Переждав удивленные выкрики, повторил: — Отключите электропитание, прошу вас. Президент должен сказать кое-что вам лично.

Президент Даулинг сцепил пальцы рук и наклонился вперед.

— Я хочу обратиться к вам с одной просьбой, — заговорил Даулинг без преамбулы. — Это, возможно, требует от вас определенного компромисса с вашей профессиональной этикой. — Все, раскрыв рты, не сводили с него глаз. — Поэтому, если кто-то не готов пойти на такой компромисс, прошу заявить об этом немедленно, и вас выведут из этого помещения. — Даулинг бросил взгляд на часы и снова посмотрел в зал. — У нас маловато времени, господа, — предупредил он.

Журналисты посматривали друг на друга.

— Я согласен…

— Ну конечно…

— Разумеется.

— Мы вас не подведем, сэр.

— Хорошо. Некоторые детали из того, что я вам сообщу, вы должны сохранить в тайне. Сейчас вы поймете почему.