Хассо Грабнер - Грань тьмы

Винсент изучал всю гамму чувств человека, который сидел перед ним. Сперва расширились зрачки, открылся рот. Потом Силбер облизал розовые губы, они единственные выделялись на фоне мертвенной белизны лица. Винсент изучал свою жертву. Сперва — шоковое состояние. Потом — смятение. Дальше — протест.

— Я не знаю, о чем идет речь, — сказал Силбер, через силу ворочая языком. Убить миллионы людей? У него поплыло перед глазами. Нет, такое не может быть правдой! Они лгут ему!

Голос Винсента прозвучал остро и презрительно.

— Ну что ж, Иуда, выкладывай свое сообщение.

Иуда?

— Или тебе крысы язык откусили?

— Нет-нет. Я просто…

Иуда?

— Я слишком озабочен, Силбер. Мы все крайне озабочены. Нам приходится заботиться о нескольких миллионах убитых. И о миллионах, которые еще должны погибнуть по твоей вине и по вине твоих приятелей. Если должен что-то сказать, Иуда, давай, говори!

— Я… Мне сказали, что должно произойти — точно не припоминаю — какое-то зрелище. Я имею в виду — в полночь. — Его верхняя губа и лоб покрылись росинками пота.

Может, он все-таки расколется? Да нет, Винсент не смел тешить себя иллюзорными надеждами.

Оба молчали. Силбер неуклюже ерзал на стуле. Вдруг он побелел. Его кольнула боль. Не слишком резкая на этот раз, но боль. Возможно, это сигнал. Возможно, это в последний раз сжало ему сердце. В его мозгу молниеносно промелькнула вся его жизнь — и он подумал о будущем. Он умирает. Больное сердце. Рак. Еще два месяца, от силы три — кто знает? Элис. Дети. Голодные. В лохмотьях. В грязной, смердящей норе. И никакого просвета, никакого! Ко всем чертям их всех!

Винсент вздохнул. Откуда Дэвид Силбер берет силы и решимость? Проклятье! Он уже был у него на крючке, но вдруг выскользнул. Его опущенные плечи поднялись. Он сидел теперь выпрямившийся, с крепко сжатыми губами.

— Мне сказали, что в полночь произойдет какое-то зрелище, — молвил Силбер довольно-таки твердым голосом. Он выдержал пристальный взгляд Винсента. — Насколько я понимаю, оно произошло.

Ответа не последовало.

— Я получил инструкцию передать вам, чтоб вы посмотрели на ту гору, на Горгонио, в полночь. После этого мне поручено сказать, чтобы вы отправили меня по указанному маршруту из страны в течение двадцати четырех часов. С бумагами, указанными в письме.

Теперь Винсент понял.

— А если мы откажемся? — гаркнул Винсент. — Что тогда?

Силбер молчал.

— Что произойдет тогда? — заорал Винсент прямо ему в лицо.

— Я… я…

Силбер запнулся. Прежде чем заговорить, ему нужно было точно вспомнить полученные инструкции. Припомнить слова следующего сообщения.

«Следующее зрелище произойдет ближе к дому». Это те слова, которые велено ему передать. Ближе к дому. Неужели этот человек говорит правду? Неужели?

— Ну, что молчишь, Иуда?

— Они… они сказали, что произойдет еще одно… Одно… зрелище… Я…

— Будь ты проклят, выкладывай же всю мерзость до конца!

Силбер был похож на испуганного, загнанного в глухой угол зверя.

— Где оно произойдет, где?

— Они… не сказали. Я не знаю… Ближе к дому. Такая была инструкция — передать вам, что оно произойдет ближе к дому. Я не знаю, о чем идет речь, то есть…

— Я скажу тебе, о чем идет речь, подлый предатель!

Осталось ли хоть что-нибудь человеческое в этой изъеденной болезнями оболочке? Винсент подал знак, и ему принесли газету. Все средства были пущены в ход, чтоб заставить «Сан-Франциско кроникл» специально напечатать такую первую страницу.

Винсент швырнул газету в лицо Дэвиду Силберу.

Набранные красным заголовки впивались в глаза.

«Три миллиона погибших! Атомная бомба разрушила Лос-Анджелес!»

Дэвид Силбер всхлипнул.

Вот и наступил момент для решительного удара, подумал Винсент. Теперь надо оставить его одного. Пусть его собственный мозг работает над этим. Мы не можем найти к нему подход. Мы не можем применить к нему силу. Единственный человек, который может найти подход к Силберу, — это сам Силбер.

Винсент обошел вокруг стола и вырвал газету из рук Силбера. Потом сердито махнул охранникам:

— Уберите эту тварь с моих глаз… Проклятье! Я за то, чтоб испробовать эти препараты!

Роберт Винсент посмотрел на возбужденное лицо своего помощника. Даже на невозмутимого Керби начала действовать безвыходность ситуации. Как и другие, он готов был ухватиться, как утопающий, за соломинку. Как заставить Дэвида Силбера заговорить? Ведь невозможно было применить против него силу. Никаких побоев, никаких пыток, хотя Керби дошел уже до такой границы, что готов был на все, лишь бы только вытянуть из Силбера сведения, столь необходимые для спасения миллионов людей. Он сердился на себя за одни только подобные мысли, ведь было очевидно, что Силбер может не выдержать даже одного удара. Лью Керби боялся и думать о том, что он мог бы натворить. Но, черт возьми, не могут они вот так просто сидеть и ждать.

Существовали и другие возможности. Неожиданно к ним явился Нийл Кук из ЦРУ. Он не стал терять времени на пустые разговоры. Только спросил, как обстоят дела на данный момент, и Лью Керби рассказал ему. Кук глубокомысленно кивнул и изъявил желание увидеть Винсента, которому выложил все напрямик.

— Вы видите этот чемодан? Я прихватил его с собой, ибо в нем то, в чем вы сейчас нуждаетесь.

Винсент свел брови в молчаливом вопросе.

— Медикаменты, — объяснил Нийл Кук. — Самые лучшие из тех, что у нас есть. Препараты, которые мы применяем, никогда в том не сознаваясь. И не вздумайте нести мне все те спасительные глупости по поводу этики, морали или еще какой-нибудь дряни. У вас свои методы, у нас — свои, мы вынуждены к ним прибегать. Я прибыл сюда не для того, чтоб рвать на себе волосы или вести дискуссию о наших профессиональных верованиях, а для того, чтобы помочь всем нам выкарабкаться из труднейшего положения, в какое мы когда-либо попадали. И, кстати, я тут неофициально. Это моя сугубо личная идея. Никто больше об этом не знает. И не узнает никогда.

Наступила тишина. Наконец Винсент вздохнул. Он понимал, что не имеет права — ведь на чаше весов миллионы жизней — просто так взять и выпроводить Кука прочь вместе с его препаратами.

— А что там у вас? — спросил Винсент, показывая на чемодан.

— Ничего смертельного, если вы это имеете в виду, — буркнул Кук.

— Да я совсем не об этом, — возразил Винсент.

— Начну с того, что тут новая сыворотка. «Сыворотка правды», если можно ее так назвать. Достаточно сделать ему лишь одну инъекцию, и врать он уже не сможет. Ничто в мире не помешает ему выложить нам всю правду.

— Дело не в том, Кук, — спокойно ответил Винсент. — Он нам не врет.

— Но этот же укол заставит его говорить! — сердито выкрикнул Кук. — Он запоет у нас как канарейка, посаженная на сковородку. Он просто не сможет молчать, если ему впрыснуть это. Он вынужден будет заговорить, и при этом не сможет врать или уклоняться от вопросов! Так какого же дьявола вам еще…