Жоэль Шарбонно - Испытание

Нам разрешают побывать в наших комнатах и там воспользоваться туалетом. Я снова считаю кукурузные лепешки: их по-прежнему девять. Потом приходит время для следующего письменного теста. На всех столах лежат свежезаточенные карандаши. Нам раздают новые вопросники. Теперь буклет называется «Математика». Испытатель слово в слово повторяет то же, что говорил перед первым экзаменом: про воду, туалет и продолжительность экзамена. Снова с потолка опускается таймер, и все открывают свои буклеты. Моя работа протекает под аккомпанемент скрипа грифелей по бумаге и визга ластиков, стирающих неправильные цифры.

Если я быстро справляюсь с примером, то перепроверяю его на тот случай, если он не так прост, как кажется. Если задача требует, наоборот, слишком много времени, то я чувствую, как летят секунды, как на следующие задачи остается его все меньше. Не хочется оглядываться на класс – вдруг кто-нибудь сидит спокойно, сложив перед собой руки в знак готовности? Впереди у меня еще три страницы примеров и задач, когда раздается звонок. У меня падает сердце. Столько всего не решено! Я уверена, что провалилась.

Испытатель передает нас сопровождающим. Я хватаю свой рюкзак, борясь с желанием взмолиться о дополнительном времени. Наша школьная учительница мисс Йорген, наверное, согласилась бы с этим. Ей нравилось, когда мы проявляли прилежание и упорство. Но здесь нужны только результаты.

Нам дают полчаса, чтобы привести себя в порядок в комнатах перед ужином. Я бы предпочла плюхнуться в постель и укрыться с головой вместо того, чтобы есть и общаться. А тут еще Райм, выглядящая так же свежо, как с утра. Мне достаточно одного взгляда в зеркало для подтверждения того, что и так известно: у меня вид хуже некуда!

– Как дела? – спрашивает Райм со сладкой улыбкой. – Историческая часть показалась мне простоватой, а тебе?

Я вспоминаю нетронутую последнюю страницу и небрежно пожимаю плечами.

– По-моему, они ничего не упустили.

– А математическая длинновата. Хотя тому, кто не знает дифференциальных уравнений, здесь вообще не место.

Эти вычисления были в середине. Хорошо, что она говорит о разделе, с которым я успела справиться.

Райм берет тарелку со своими лепешками и предлагает мне. Я отрицательно качаю головой, она ставит тарелку и как ни в чем не бывало продолжает щебетать.

– Я ждала более сложных заданий. Как еще отсеять тех, кто попал сюда по ошибке?

Мне трудно вынести ее сочувственную улыбку. Не вызывает сомнения, кого она считает первой кандидаткой на вылет.

Когда нас зовут ужинать, я облегченно перевожу дух. Почти машинально наполняю тарелку первым, что попадается под руку, и сажусь рядом с Томасом. Наши земляки еще не появились. Томас через силу улыбается мне. У него усталый вид. Такую же уставшую физиономию я видела несколько минут назад в зеркале.

– Как все прошло? – спрашивает он.

Вокруг дребезжит посуда и приборы, кто-то смеется, кто-то повышает голос, чтобы перекричать шум. Одни хвастаются своим интеллектом, другие сетуют на злую судьбу. Нас никто не услышит, и я решаюсь сказать правду.

– Я не успела ответить на все вопросы.

Его улыбка становится шире, он ерошит себе волосы.

– Ух, я-то думал, я один такой. Непонятно, как можно столько нарешать всего за четыре часа! К концу математической части я боялся, что у меня мозги расплавятся!

Я смеюсь, чувствуя облегчение. Раз уж умница Томас не решил всего, то вряд ли его кто-то обошел.

Появляются Малахия и Зандри со своими соседями. У них тоже усталые глаза и встревоженный вид. Наверное, у них, как и у нас с Томасом, остались несделанные страницы. Я представляю, каким облегчением было для Томаса узнать, что не он один не одолел всех тестов, и взвешиваю реакцию тех, кто слушает нас и подсматривает за нами при помощи камер, которые наверняка всюду натыканы. Немного поразмыслив, я принимаю решение.

– Не знаю, как вы, а я не доделала оба теста.

Все таращат на меня глаза, забыв поднести вилки ко ртам.

– Я тоже, – признается Николетт.

– И я, – говорит Малахия и смотрит на своего соседа Бойда. – А ты?

Бойд хмуро смотрит на картофельное пюре в своей тарелке:

– У меня осталось целых пять несделанных страниц по математике.

– А у меня пять с половиной, – горюет Зандри.

Двое стройных белокожих парней, сидящих позади Зандри, поворачиваются к нам, нас внимательно изучают две одинаковые пары зеленых глаз. Отличить близнецов можно только по прическам: один стрижется коротко, другой отпустил волосы. У заросшего волосы собраны в косичку.

– Говорите, вы не доделали свои задания?

Я вижу, как напряжены все за моим столом, и уныло вздыхаю. Наивно было надеяться, что шум в столовой заглушит наш разговор. Задрав подбородок, я отвечаю:

– Вопросов было слишком много, я не успела разобраться со всеми. По истории мне осталось совсем чуть-чуть, а по математике я завозилась с проверкой ответов.

Зеленоглазые близнецы переглядываются, молча встают и, забрав свои тарелки, пересаживаются на свободные места за нашим столом. Длинноволосый говорит:

– Ты не представляешь, как здорово услышать хотя бы от кого-то, что он не доделал проклятые тесты! – Он протягивает руку. – Я Уилл. Мы с братом Джилом из колонии Мэдисон.

От Мэдисон до наших Пяти Озер всего пять часов пути. Мой отец побывал там несколько раз за последние два-три года. Там было что-то не то с почвой, раз за разом губившее урожай. Судя по горам еды на тарелках близнецов и по нездоровому цвету их кожи, у них на родине до сих пор нелады с кормежкой. Я рада, что они наконец-то могут отъесться, потому что парни мне нравятся. Они шутят, что зря им не позволили сдавать экзамены вместе. Все всегда говорят, что у них один мозг на двоих. У Джила хорошо с математикой и науками, а Уилл силен в истории, английском и иностранных языках.

Обменявшись с нами впечатлениями о сегодняшних экзаменах, Уилл и Джил, уплетая сразу с трех тарелок, рассказывают о колонии Мэдисон и о своей семье. Они живут в городе, носящем то же имя, что сама колония. Их отец работает на целлюлозной фабрике, мать – на молочной ферме. Жизнь в Мэдисон определенно не сахар, но близнецы – жизнерадостные оптимисты. Они веселят нас потешными историями про свои попытки подоить корову и про то, как трудно было родным различать близнецов, пока Джил не смилостивился и не постригся. Остальные тоже рассказывают о жизни у них дома. Сидящие за соседними столами начинают с завистью на нас оглядываться. Мы хохочем, и нам хорошо. Напряжение отступило, мы расслабляемся, настроение улучшается с каждой минутой. После ужина большинство расходится по своим комнатам, но мы просим разрешения побыть в столовой еще. Никому из нас не хочется расставаться с друзьями.