Сидни Шелдон - Гнев ангелов

И правда, среди присутствующих Дженнифер увидела немало знаменитостей.

Вне зала суда Лоренс Уолдман был совершенно другим человеком. Держа в руке бокал с вином, он сказал Дженнифер:

– Когда-то я хотел лишить вас звания юриста, потому что считал, что вы опозорили нашу профессию. Но я глубоко заблуждался. Я внимательно слежу за вашей карьерой. Вы – гордость нашей профессии.

Дженнифер была польщена. Ей часто встречались злобные, глупые и некомпетентные судьи. Она уважала Лоренса Уолдмана. Это был блестящий юрист и порядочный человек.

– Спасибо, ваша честь.

– Когда мы с вами не в суде, может, будем звать друг друга Лоренс и Дженни.

До этого только отец звал ее Дженни.

– Конечно, Лоренс.

Кухня была превосходной, и с тех пор раз в месяц Дженнифер обедала с судьей Уолдманом в его клубе. Этот ежемесячный ритуал доставлял удовольствие им обоим.

Наступило лето 1974-го. Со времени рождения Джошуа пролетел целый год. Просто невероятно. Он уже ходил и понимал такие слова, как рот, нос, голова.

– Он – настоящий гений, – гордо сообщила Дженнифер миссис Макей.

Дженнифер готовилась к первому дню рождения Джошуа, как будто она давала прием в Белом доме. В субботу она приобретала ему подарки. Она купила Джошуа одежду, книги и трехколесный велосипед, которым он мог воспользоваться разве что года через два. Она накупила сладостей для соседских детей, которых пригласила на праздник, и украсила комнаты гирляндами и воздушными шарами. Она сама испекла праздничный пирог и оставила его на столе в кухне. Каким-то образом Джошуа добрался до пирога и стал ломать его руками, засовывая в рот огромные куски.

Дженнифер пригласила десяток детей вместе с их мамами. Единственным мужчиной на празднике был Кен Бэйли. Он принес Джошуа трехколесный велосипед, точно такой же, как купила Дженнифер.

Засмеявшись, Дженнифер сказала:

– Это просто смешно, Кен. Джошуа слишком маленький, чтобы кататься на велосипеде.

Хотя праздник продолжался всего два часа, все было великолепно. Некоторые дети так объелись сладостей, что их тошнило. Они дрались из-за игрушек, плакали, когда лопались шары, но все же, решила Дженнифер, вечер удался на славу. Джошуа прекрасно справился с ролью хозяина и, за исключением мелких инцидентов, держался с достоинством и апломбом.

Ночью, когда все гости ушли, а Джошуа спал в своей кроватке, Дженнифер сидела рядом с ним, глядя на это удивительное создание ее и Адама. Как был бы счастлив Адам, если бы увидел своего сына. От сознания того, что она не может поделиться с ним радостью, Дженнифер стало грустно.

Она подумала о предстоящих днях рождения. Когда Джошуа исполнится два года, пять лет, десять, двадцать. Он станет мужчиной и покинет ее. Он будет жить своей жизнью.

«Хватит! – остановила себя Дженнифер. – Тебе просто жалко саму себя». Она лежала в темноте с открытыми глазами, вспоминая каждую деталь сегодняшнего праздника.

Возможно, когда-нибудь она расскажет об этом Адаму.

Последние несколько месяцев имя Адама Уорнера было у всех на устах. Благодаря своим способностям, уму и обаянию он выделялся среди других сенаторов. Он принимал участие в работе важных комитетов и выдвинул законопроект, который был принят большинством голосов. У Адама Уорнера в конгрессе были влиятельные друзья. Многие знали и уважали его отца. Все сходились во мнении, что когда-нибудь он примет участие в президентских выборах. Дженнифер испытывала горькое чувство гордости.

Дженнифер часто получала приглашения от клиентов и друзей пообедать, сходить в театр или на вечеринку, но она практически всегда отвечала отказом. Время от времени она ходила куда-нибудь с Кеном. Рядом с ним она чувствовала себя превосходно. Он беззаботно шутил, но за внешней бравадой скрывался чувствительный, ранимый человек. Дженнифер знала об этом. Иногда в субботу или воскресенье он приезжал к ней на обед и мог играть с Джошуа часами. Они любили друг друга.

Однажды, когда Джошуа уже спал, Дженнифер и Кен ужинали на кухне. Кен долго смотрел на Дженнифер, пока она не спросила:

– Что-нибудь не так?

– Да, не так, – пробормотал Кен. – Извини. Жизнь – это такая ужасная штука.

Больше он не проронил ни слова.

Вот уже почти девять месяцев Адам не пытался связаться с ней, но она с жадностью читала о нем статьи в газетах и журналах, смотрела его выступления по телевизору. Она постоянно думала о нем. А как могло быть иначе? Ее сын постоянно напоминал ей об Адаме. Джошуа уже исполнилось два года, и он был невероятно похож на своего отца. У него были такие же серьезные голубые глаза и такие же жесты. Это был ее самый милый и любимый человек, который постоянно засыпал ее вопросами.

Первыми словами Джошуа были «кар-кар», после того как они во время прогулки увидели ворону.

Сейчас он уже произносил фразы, знал, когда говорить «спасибо» и «пожалуйста». Однажды, когда Дженнифер кормила его с ложечки, он нетерпеливо сказал:

– Мама, иди поиграй со своими игрушками.

Кен купил Джошуа краски, и тот старательно изрисовал все стены в гостиной.

Когда миссис Макей хотела отшлепать его, Дженнифер сказала:

– Не надо. Стены можно вымыть. Джошуа просто хочет выразить себя.

– Выразить себя, – фыркнула миссис Макей. – Вы избалуете мальчика.

Но Джошуа не был испорченным мальчиком. Он шалил и не слушался, но это было нормально для двухлетнего ребенка. Он боялся пылесоса, диких зверей, поездов и темноты.

Джошуа был прирожденным спортсменом. Однажды, глядя, как он играет с друзьями, Дженнифер сказала миссис Макей:

– Хотя я и мама Джошуа, я могу объективно судить о нем, миссис Макей. Я думаю, он будет вторым Иисусом Христом.

Дженнифер взяла за правило не брать дел, которые могли бы заставить ее уехать в другой город, уехать от Джошуа. Но однажды утром ей позвонил Питер Фентон, клиент, у которого была крупная фабрика.

– Я покупаю завод в Лас-Вегасе и хочу, чтобы вы прилетели сюда и поговорили с их адвокатами.

– Я пошлю вместо себя Дэна Мартина, – предложила Дженнифер. – Вы же знаете, я не люблю уезжать из города.

– Дженнифер, все дела можно решить за двадцать четыре часа. Я пришлю за вами свой самолет, и на следующий день он отвезет вас обратно.

Поколебавшись, Дженнифер ответила:

– Ладно.

Она бывала в Лас-Вегасе, и этот город не произвел на нее впечатления. Невозможно было любить Лас-Вегас или ненавидеть его. Надо было смотреть на него как на некий феномен, как на чуждую цивилизацию, где существуют свой язык, законы и мораль. Другого такого города в мире не было. Огромные неоновые рекламы горели всю ночь, восхваляя роскошь величественных дворцов, которые были построены, чтобы облегчить карманы туристов. А те, как лемминги [11], стремились туда, чтобы отдать свои сбережения.